Думаю, моей семье не поздоровилось бы, если бы партийным деятелям стало известно о целительском роде Блаво. Мы берегли информацию от чужих глаз и ушей; мы старались не оказываться на виду, хотя это было затруднительно. Сколько себя помню, мои родители всегда помогали людям, слава об этом шла по округе. Но, к счастью, нами особо не интересовались компетентные органы, а если вдруг возникал специфический интерес, проблема решалась достаточно простым способом: от компетентных деятелей откупались нехитрыми приношениями, главным из которых было спиртное. Впрочем, в Ферганской долине жили люди не подлые и не избалованные; никто из наших соседей не занимался доносительством; а милиционеры и партийные деятели с уважением и пониманием относились обычно к тем, чьими трудами порой и со смертного одра поднимались люди (чтобы строить общее светлое будущее).

Дядя Леня

Я помню себя с очень раннего возраста. Мама всегда удивлялась, когда я рассказывал, что происходило, когда мне был год, полтора… Она говорила, что, скорее всего, я слышал чьи-то рассказы о ярких эпизодах и привык их считать собственными воспоминаниями. Однако это не так; в самом деле, стоит мне закрыть глаза, и я переношусь почти на пятьдесят лет назад, перед моим мысленным взором возникает то, что обычно младенцы никак не фиксируют, – а я вот запомнил.

Одно из самых ярких и ранних воспоминаний такое. Солнечный день конца марта или начала апреля. На улице уже тепло, вокруг зеленая трава, какие-то цветы, пчелы с жужжанием деловито собирают нектар. Мы с мамой на лугу неподалеку от нашего дома. Тут же журчит небольшой ручей. Мне чуть меньше полутора лет, однако же я уже уверенно хожу и бегаю, в моем словарном запасе пара десятков слов, с помощью которых я поясняю окружающим, чего хочу от них. Мама учит меня пускать кораблики по воде. У нас с собой школьная тетрадка с листами в клетку. Мама аккуратно вырывает по листочку, мы складываем маленькие кораблики и отправляем в ручей. Мне очень нравится бежать за ними и подбадривать их. Если кораблик прибивает к берегу, я помогаю ему сняться с мели, и он плывет дальше, увлекаемый водой. Я смеюсь, мама тоже, мы поглощены общением и игрой.

Вдруг к нам подходит мужчина, который кажется мне весьма пожилым (теперь-то я понимаю, что ему было лет сорок пять – сорок семь). Он здоровается с мамой и просит разрешения присесть на траву рядом с нами. Получив заверение, что он нам не помешает, незнакомец садится и погружается в свои мысли. Мы забываем о его присутствии и снова предаемся своей забаве. И вдруг тишину весеннего луга прорезает слегка надтреснутый голос этого человека:

– Уважаемая, у вас очень интересный ребенок…

– Да, – соглашается не без гордости мама, – он примерно на полгода опережает в развитии своих сверстников. Иногда мне кажется, что он вообще все понимает…

– Он и понимает, – откликается незнакомец. – И даже больше, чем вы, уж простите меня.

– Что вы имеете в виду? – изумляется мама.

– Он видит то, чего не видит иной взрослый.

– Ну да, дети наблюдательны, – соглашается мама. – Рушель, конечно, еще очень мал и не может рассказать обо всем, что видит и ощущает, но он иногда может найти мне какие-то предметы, которые я сама от себя в доме запрятала. Думаю, он просто видит, куда я кладу их, и запоминает. Я забуду – а он вспомнит. Вот сегодня утром я не могла найти наперсток, а нужно было срочно кое-что подшить. Наперсток – вещичка маленькая, я его искала-искала, понимаю, что он где-то у меня под носом, а не вижу, как на зло. Спросила Рушеля: «Ты не видел мой наперсток?» Он тут же его мне отыскал. И такое происходит очень часто. По идее, он не должен бы и знать, что такое наперсток. А он знает не только значение слова, но и где наперсток лежит! – и мама беззаботно рассмеялась.