Время шло. Николай не мог заставить себя уйти. Татьяна его тоже не торопила. Она что-то рассказывала, он вторил ей, напряженно следя за движением ее губ. Эта женщина притягивала к себе как магнит. Прервав ее на полуслове, он встал и, обняв за плечи, прижался губами к ее рту. От нее пахло пирогом, корицей, мятой, которую она добавляла в с заварку. Поцелуй был долгим, Николая зашатало. Но сильные руки подхватили его и повели. Закрыв глаза, он улыбнулся. Он доверился этим рукам.

Когда Николай вернулся домой, Алена уже спала. На кухне на столе был оставлен ужин, прикрытый салфеткой. «Мог бы позвонить», – совестила лежащая рядом с тарелками записка. «Не мог», – усмехнулся он, откусывая большой кусок от отбивной – в нем проснулся зверский голод.

С этого вечера его жизнь четко разделилась на три составные части: дом – клиника – Татьяна. Николай был осторожен. Никто ни о чем не должен догадываться. Для отлучек на выходные он выдумал воскресный профилакторий, где якобы по совету кардиологического светила поддерживал свое сердце. Для ночных отлучек пришлось изобрести необременительные ночные дежурства в травмпункте.

Так прошло полгода. Татьяне не верилось в свое счастье. Нежданно-негаданно появился в ее жизни Николай. Коленька. Так больно отпускать его домой, к жене. Особенно неприятно, когда каждое утро он вскакивает в семь как угорелый и уезжает домой.

– В чем дело? – не один раз пытала его Таня.

– У нас ключ от сейфового замка один на двоих, жутко сложный, – наскоро целуя ее, объяснял Николай, убегая…

«Дело не в ключе, – зрела в Татьяне ревнивая мысль. – Я должна, я обязана проверить!» И одним погожим августовским утром, заранее сговорившись со знакомым таксистом, преследуя Николая, как в хорошем детективе, Татьяна приехала… к его дому. Она часто здесь бывала, когда скучала по Николаю, сидела на лавочке у его подъезда, наслаждаясь близостью к его жилищу и своей неузнанностью. Сейчас Николай спокойно запер машину, поднялся в свою квартиру.

Вскоре Таня увидела, как он спускается по лестнице, и заметалась. Скрывшись в густых зарослях боярышника, она услышала звонкий женский смех, слова: «Колька, я тебя перехитрила», – и наконец увидела ЕЕ. Жена Николая была высокого роста, густые волосы с красивой стрижкой, на лице ни капли косметики. Чем-то она напоминала погибшую принцессу Диану. Странным было то, что Николай крепко держал Алену за руку. В Татьяне зашевелилась ревность, но когда пара поравнялась с кустом, за которым она скрывалась, все стало понятно. Широко раскрытые темные глаза Алены были незрячими. Она была слепа. Когда машина Николая исчезла за поворотом, Татьяна выскочила из своей засады. Ей казалось, что с нее заживо содрали кожу. «Так вот оно в чем дело», – зациклилась она на одной фразе, шагая по асфальту, не разбирая ни направления, ни улиц, по которым проходила.

Несчастье подкрадывалось не спеша, делало маленький шажок и замирало. В военном городке, где служил отец Алены, врач, выписавший пятнадцатилетней девочке первый рецепт на очки, не распознал за обыкновенной близорукостью признаки грозной болезни. Алена мужественно надела очки. Собственно, никто ее и не высмеивал. Алену в классе любили. А еще все знали, что младший брат Виктор, занимавшийся в секции самбо, сестру в обиду никому не даст.

Через пять лет, когда отец в чине подполковника покинул доблестные ряды Советской армии и семья поселилась в двухкомнатной квартирке в Мытищах, катастрофическое ухудшение зрения Алены было уже предметом общего беспокойства. Болезнь не сломила жизнерадостного характера девушки. Врачи обещали, что видеть она все равно будет, а уже сквозь какие диоптрии – не важно. Алена продолжала кататься на лыжах, ходить на дискотеки, учиться в медучилище, подрабатывать санитаркой в больнице, где она и познакомилась с Николаем.