Несмотря на подобного рода политическую нестабильность, начало XIV века во Флоренции стало золотым веком культуры, породившим на протяжении каких-то пятидесяти лет троих крупнейших итальянских писателей — Данте, Боккаччо и Петрарку. Порывая с клерикальной традицией, они писали не на латыни, а на тосканском наречии, это не только превратило его в общепринятый литературный итальянский язык, но и привнесло в литературу светский гуманистический элемент, выведя ее за пределы языка церкви. Светский гуманизм отразился также в профессиональных занятиях этих авторов. Петрарка, например, станет известен как первооткрыватель античных рукописей, забытых и рассеянных по монастырям Европы. Боккаччо, со своей стороны, обретет мировую славу создателя «Декамерона», цикла порой непристойных, а чаще юмористических новелл, изображающих жизнь своего времени как она есть, а не как власть (особенно церковная) полагала ее должной быть. Два выдающихся живописца того времени, Джотто и Пизано, также жили во Флоренции и также выказывали склонность к гуманистическому восприятию действительности: их полотна порывали со средневековыми канонами в пользу более современной, реалистической стилистики, отмеченной явным присутствием чувственного элемента. Эти знаменитости приблизили Флоренцию к рубежам Ренессанса; но прежде чем стать на путь дальнейшего развития, Европе было суждено пережить крупнейшую катастрофу в своей истории.

За экономическим упадком начала сороковых годов XIV века последовало нашествие Черной Смерти. Она пришла в Европу из Китая на генуэзских судах, возвращавшихся в 1347 году с Черного моря. В хрониках того времени, подтвержденных позднейшими исследованиями, отмечается, что в последующие четыре года чума унесла около трети населения Европы. Из-за ужасной антисанитарии и полного неведения относительно того, как болезнь распространяется, особенно тяжелая ситуация складывалась в городах, где, например, семьи, куда, по подозрениям, проникла зараза, попросту замуровывались в своих домах, будучи обреченными на смерть. Те, кто мог себе это позволить, бежали из Флоренции в близлежащую сельскую Тоскану; оставшиеся значительно больше, чем наполовину, вымерли. Неудивительно поэтому, что первые проблески нарождавшегося гуманизма быстро уступили место болезненным суевериям; и все же относительная социальная статика Средневековья была поколеблена, и фундаментальные перемены стали неизбежностью.

Семейство Медичи к этому времени значительно укрупнилось и включало в себя двадцать—тридцать главных ячеек. Это была уже даже не одна единая семья, а скорее семейный клан со своими внутренними раздорами, но однако же связанный круговой порукой. Пожалуй, можно сказать, что Медичи заполнили вакуум, образовавшийся в результате краха трех крупнейших банкирских семейств Флоренции, — многие из Медичи сами занялись банковским делом, открыв собственное небольшое дело. Братья либо кузены становились партнерами, выпускали акции, нередко занимались повседневной банковской рутиной, включавшей в себя такие операции, как обмен валют, учет мелких вкладов, сезонные кредиты торговцам шерстью и так далее. По меньшей мере два из таких предприятий оказались достаточно прочными или, скажем, удачливыми, чтобы пережить экономические бедствия, связанные с Черной Смертью, и таким образом укрепить основу власти Медичи. Теперь они не просто время от времени выделяли из своей среды гонфалоньера. Джованни де Медичи (прямой потомок Кьяриссиммо — первого Медичи, фигурирующего в хрониках) отошел от семейной традиции занятий гражданскими делами и стал военачальником. Обуреваемый страстью продемонстрировать свою доблесть, он в 1343 году втянул флорентийцев в войну против маленького города-государства Лукка, расположенного милях в сорока к западу. Джованни попытался взять Лукку штурмом и, потерпев неудачу, приступил к осаде города. Но и тут его ждало фиаско, и по возвращении во Флоренцию Джованни был казнен. После этого Медичи вернулись к гражданским делам; правда, и тут их, случалось, подстерегали не меньшие угрозы.