- Но не понесу же я такую бесценную вещь в сумочке через весь город!

- Так что же нам прикажете делать? – Роман глядел равнодушно. Пусть бабка сама догадается пригласить его к себе.

Она и догадалась, хотя видно было, что необходимость пускать в дом чужака не доставляет ей ни малейшей радости.

- Хорошо, завтра к вечеру приходите ко мне, я покажу вам, - процедила старушенция, - Я живу в сером доме на углу Клары Цеткин. Там еще раньше гастроном был, а теперь что ни день – все новое. То меха, то телефоны.

- Напротив пятого корпуса университета, - кивнул Роман. Что-то неприятное было связано с этой улицей, но вспоминать он не стал.

Старушка поднялась, оправила щегольскую беленькую шляпку, тщательно застегнула белоснежное пальто. Потом с сомнением оглядела Романа.

- У вас есть какой-нибудь беленький плащик, молодой человек?

- Плащик? Зачем? – удивился Роман.

- Как соберетесь ко мне, вы уж наденьте его, пожалуйста, - моляще сказала старушка. Покрытое частой сеткой морщин лицо приблизилось вплотную к Роману, и бабуля тихонько шепнула. – Надо всегда ходить в белом. Только в белом. А не то… - она огляделась, - «Тайд» придет к вам!

По девичьи резво она отскочила к двери, а Роман глядел ей вслед и тоскливая безнадежность снова по-хозяйски властно устраивалась в его душе. Вот тебе и вся твоя удача – россказни сумасшедшей бабки!

От дверей старушка обернулась и поглядела на Романа. В глазах ее стояли слезы.

- Вы уж придите, молодой человек! Это настоящий Пушкин, уверяю вас! Мне очень нужны деньги! Белое стоит так дорого.

Тараня лбом злой зимний ветер, Роман поднимался к серому сталинскому дому. Он и сам не понимал, зачем тащится к полоумной старухе. И так ясно, что никакого утерянного стихотворения Пушкина нет, а есть лишь старость и безумие. Он до последнего мгновения собирался остаться дома, но дома было абсолютно нечего делать. Разве что предаваться сожалениям о безнадежно загубленной карьере, да еще подспудно мусолить неотвязную мыслишку – а вдруг все-таки… Вдруг правда, и никому не известное стихотворение, написанное рукой Пушкина, сейчас лежит перед сумасшедшей бабкой, боящейся прихода «Тайда»? Роман понял, что или он сейчас же отправится к старухе и лично убедится, что никакого стихотворения нет, или сам тоже рехнется, всю оставшуюся жизнь мучаясь этим «а вдруг».

Роман свернул во двор и глухо выругался, чуть не влетев в распахнутый зев канализационного люка. Асфальт вокруг люка был вздут, словно взрывом разворочан.

- У них тут сантехники такие толстые, в люк не пролезают?

Потирая ушибленную ногу, он подошел к подъездной двери, «закодированной» не хуже дверей швейцарского банка. Нажал кнопку домофона, но бабкина квартира ответила глухим молчанием.

- Зря перся. Совсем психованная старушенция, встречу назначила и ушла, - Роман поднял глаза к окнам. Бабкины бугрились старой облупившейся краской. И в них горел свет. Роман снова нажал кнопку – и снова тишина.

Сзади послышался топот женских каблучков. Роман оглянулся и расплылся в радостной улыбке – повезло:

- Здравствуй, Танечка!

- Роман! – невысокая кудрявая женщина почти бежала к нему на высоченных каблуках. Впрочем, она всегда так носилась, вечно опаздывая и ничего не успевая. Танечка была декоратором. Вдвоем они оформляли пушкинскую выставку в историческом музее – Роман разрабатывал научную концепцию, а Танечка воплощала ее в изящном декоре. Для обоих это была фантастическая удача – вчерашним студентам отхватить заказ такого класса. Как они были счастливы! Пахали как черти, изобретали какие-то совершенно невероятные штуки, дружно ругали дирекцию музея твердолобыми кретинами с разжижением мозгов, достигли полного единения сердец, почти влюбились друг в друга, создали потрясающую экспозицию и… расстались.