- Что у нас есть, чего нет – наше дело, вы на вопросы отвечайте.

- Я отвечаю, - покорно вздохнул Роман.

Видно, удовлетворенный его покорностью, а может, просто уставший, капитан немного помолчал, потом подтянул к себе Романов пропуск и принялся подписывать. Напоследок поинтересовался:

- Не знаете, родственники у нее были?

Роман опять помотал головой:

- Понятия не имею. Вы у соседей спросите. – про внучка, который был, да куда-то пропал, Роман тоже не стал докладывать. Решил помалкивать, так уж молчи до конца. Как говаривала его собственная бабушка: «Недержание информации хуже недержания мочи».

- Спросим, - кивнул капитан и подал Роману пропуск, - Надеюсь, сами понимаете – в ближайшие дни никуда не уезжать?

- Да куда мне ехать-то? – вздохнул Роман.

И правда, некуда, разве что домой, спать. Роман стоял у входа в Жовтневое отделение милиции и смотрел в ночное небо. Как всегда в городе зимой, небо было противным: грязно-коричневая пленка смога делала его похожим на немытое стекло в кухне одинокого старика.

- Небо – как моя жизнь, - тихо прошептал Роман.

Интересное кино, однако, получается. Внучок оставляет у бабушки конверт, в котором будто бы лежит неизвестное пушкинское стихотворение. И больше за ним не приходит. А возле пятого корпуса университета, как раз напротив бабкиного дома, обнаруживают труп с расплющенной верхней частью туловища. Предприимчивая бабуля лезет в конвертик, находит стихотворение (если оно, конечно, и вправду существует!) и отправляется выяснять, нельзя ли обратить его в деньги. А на следующий вечер тоже оказывается мертвой. Кстати, менты не сказали, как именно ее убили, а сам он не патологоанатом, не определит. Но хотя тело старушки и не превратилось в кашу, как то, первое, но Роману почему-то казалось, что старушку именно сдавили и держали, пока не умерла. Что за способ убийства такой? Мало того, что зверский, так еще и совершенно непонятный. Что конкретно нужно с человеком делать, чтоб его раздавить?

Из этих рассуждений следовало два простых вывода. Если, конечно, старушка и ее внучек не были членами мафии или подпольными миллионерами, то убить их могли только за одну-единственную вещь, имеющею реальную рыночную стоимость. За стихотворение Пушкина. Значит, оно есть, оно действительно существует! И от него надо держаться как можно дальше, если не хочешь непосредственно на собственной шкуре выяснить, как же их давили-то! В конце концов, у него свои дела и свои неприятности. Надо ловить ночную маршрутку и трюхать через мост, за Днепр, в свой спальный район. А там уж тяпнуть пару градусов успокоительного, выспаться, а потом сесть и срочно изобрести как ему работать на гроши, оставшиеся от американского гранта.

- Еще раз здравствуй, Рома, - печальная Танечка прикрыла за собой дверь отделения и пожаловалась. – Я уж думала, никогда не отпустят.

Роман сочувственно вздохнул:

- Тебе хоть возвращаться недалеко, а мне сперва на ту сторону пилить, а утром снова как раз к вашему дому ехать. У моего шефа лекция в пятом корпусе, а я вроде подсобной силы.

- А ты не езди, - Романовой жалобе Танечка неожиданно обрадовалась так, словно ей сообщили о выигрыше в лотерею, - Пойдем к нам, приляжешь… - она глянула на часы. – Ну или просто посидишь с нами до своей лекции. Я тебя накормлю, кофейку сварю… - она стремительно, словно боялась, что он откажет, просунула руку под локоть Романа, - Меня заодно проводишь, а то я живой до дому не дойду, помру от ужаса.

- Что ж Павел тебя не встретит? – Роману не хотелось возвращаться к старому сталинскому дому, где старушек давят в лепешку, а нечто невидимое и нечувствительное впивается когтями в шею.

Танечка поглядела на него с упреком:

- Ты же знаешь, Павел очень много работает.