Попадавшиеся навстречу девчушки-секретарши приветствовали полковника, как ему казалось, с каким-то ехидно-насмешливым прищуром во взгляде.

И тут Н-ского осенило:

«Проклятая молния на гульфике, наверняка, опять разошлась, а я теперь, как голый на эскалаторе, выступаю по мидовским коридорам с расстёгнутой мотнёй, всё исподнее — нуружу!

Говорил же агенту «Джорджу», привези мне кримпленовые штаны, но не с капроновой молнией, а как положено — с металлической! Так нет же, черт его побери, купил то, что подешевле… Сэкономил, стервец! И на ком?! Сколько ведь я для этого «Джорджа» добрых дел сделал! Да если б не я, он до сих пор бы числился в невыездных! И вот те на, отблагодарил меня за то, что я устроил ему поездку в Италию… Секретуткам на посмешище! Стоило два раза надеть эти штаны с проклятой капроновой молнией — расходится, зараза, и всё тут! Сегодня целое утро с нею промаялся, чуть на работу не опоздал… Нет, положительно, надо заглянуть в туалет, посмотреть, всё ли в порядке, уж больно вызывающе смотрели на меня эти… прости Господи, секретутки!»

Полковник решительно толкнул дверь туалета и застыл в оторопи. Стоя в одних носках перед раковиной, Александр Огородник мыл башмаки!

Пожалуй, Н-ский меньше бы удивился, если бы застал своего агента совершенно голым в туалетной комнате. А тут на тебе!.. Его агент, «Стахановец», как всегда одетый с иголочки, ухоженный и надушенный какими-то импортными благовониями, в галстуке, который разве что только в западном журнале мод и встретишь, стоит босиком перед умывальником и моет свои туфли!

— Как? Вы, Александр Дмитриевич, моете свои башмаки?! — вместо приветствия ошалело произнес Н-ский.

«Стахановец», с трудом скрыв неприязнь, посмотрел на своего шефа по делам конспиративным в висящее над умывальником зеркало и процедил сквозь зубы:

— Алексей Иванович, вы не оригинальны! Точно такой же вопрос задал генерал Грант своему шефу Абрахаму Линкольну… Ну, вы, конечно, знаете, о ком идёт речь… Гражданская война Севера и Юга в Соединённых Штатах, Линкольн — президент, генерал Грант — его подчинённый, командующий северной группировкой войск…

Так вот, когда Грант застал Линкольна за мытьём собственных башмаков, он был удивлён не менее вашего и задал точно такой же вопрос… И вы знаете, как на это отреагировал президент Линкольн?

«Да! — ответил он, — я мою свои башмаки, а вы чьи башмаки моете?» На этом их диалог был исчерпан, у Гранта более не возникло никаких вопросов…

— Послушайте, Александр Дмитриевич, вы почему позволяете себе такой тон в разговоре со мной?! — Н-ский захлебнулся от ярости.

— Да нет, Алексей Иванович, я себе позволяю лишь одно — мыть собственные башмаки, а вот вы… Что В Ы себе позволяете? Что? Вымыть собственные туфли в мидовском туалете — это уже государственное преступление?! Тогда, увольте! Получается, что мы с вами в заурядные, бытовые процедуры вкладываем совершенно различный смысл…

Ну что с того, что я вдруг решил вымыть свои башмаки? Вы видели, какая пылища на улицах Москвы?! Так неужели я должен сидеть в приёмной министра иностранных дел СССР в засранных башмаках?!

— Извините, Александр Дмитриевич, вы, конечно, правы… Извините! Я ничего не имел против… Против того, чтобы вы во всём блеске предстали перед Андреем Андреевичем Громыко, ради Бога… Мне кажется, вы сегодня излишне возбуждены, Александр Дмитриевич… — пошёл на попятный Н-ский.

Огородник носовым платком вытер вымытые туфли, показно выбросил его в корзину для мусора и, не попрощавшись, покинул туалетную комнату…

* * *

В глубоком раздумье Н-ский подошёл к рукомойнику.