Изменить размер шрифта - +
Не знает он, что хозяин его сам чувствует себя слугою. И всё бы не так плохо, если бы слуга этот мог быть слугою, но нет. Нет у него привычки в стойле стоять и прислуживать. Сами себя вы загнали в угол!

И теперь ищете вы Заратустру, но не будет он хозяином вашим, ибо знает он, что верх и низ тождественны и едины. Как может он быть хозяином? Хотели вы быть отцами, а стали детьми в отцовской надежде, и теперь ищете вы себе отца. Но разве же Заратустра – отец ваш?

Следует вам разоблачиться и следует видеть в себе ребёнка, тогда только и сможете вы вырасти. Не на стороне следует искать вам отца вашего, блудные сыновья, а в себе Самих, ибо каждому надлежит быть Отцом, а ваш отец своё дело сделал уже, и следует вам признать это, иначе вы даже меньше ребёнка!

Идите же своей дорогой, ибо все дороги ведут к Заратустре, ибо это путь не к хозяину, а к самому Себе. Долог или короток путь этот, но другого нет, а жизнь – одна. Может быть, поймёте вы на пиру Заратустры, что дорого не то, что сверху, и дорого не то, что снизу, а дорого то, что Рядом! И слезайте же с осла вашего, ибо и у него своя дорога, а его ногами свою не пройдёте вы, венценосные!

Помедлив секунду, я обратился к ослу и с удивлением для себя отметил, что умею разговаривать на его языке. Короли же языка этого не знали и не могли понять о чём шла речь, а поэтому сидели, недоумевая и кривляясь, что, впрочем, у них в привычке.

– Ну и уродился же ты, бедолага, с двумя головами! С одной-то головой люди не знают как справиться, а у тебя – две! Счастлив ты, что не ведаешь одиночества, но разве так, двоясь, покидают царствие это? Верно, нравится тебе внутренний диалог этот, верно, думаешь ты, что можно так решить дело. Но надо ли тебе решать его? – вот о чём, двуглавый, хочу я тебя спросить. Многое можешь ты обсудить сам с собою, многое можешь обдумать, говорят даже, что две головы лучше одной. Но сможешь ли ты делать, будучи раздвоенным? – вот что следовало бы тебе спросить у себя.

– И-а? – растерянно пропели обе ослиные головы.

– Иди к Заратустре, – указал я ослу, – и убери же этих бездарей со своей шеи! Они тебе не хозяева, ибо не умеют они быть слугами!

Сказав это, я повернулся и последовал дальше, ибо всё ещё слышал я звук крика призывного, крика о помощи.

 

 

ПИЯВКА

 

 

Теперь я уже хорошо знал, как следует двигаться, и земля снова не подвела: качнувшись, она побежала у меня под ногами. Так следовал я какое-то время, пока не упал внезапно, споткнувшись.

– Ааа! – заорал человек, скрытый ворохом опавших листьев, о которого запнулись мои быстрые ноги.

– Кто тут?!

– Тот, кто слит с природой, изучая её, чёрт бы тебя побрал, нарушитель спокойствия! – негодовал потревоженный мною человек.

Через секунду он поднялся с земли, попутно отряхиваясь, и посмотрел на меня ожесточёнными глазами, полными слёз, – так был он взволнован.

Я же увидел, что по рукам его течёт алая кровь.

– Что с тобой?! Ты весь в крови!

– Это вы в крови, вы все! Вы пустили кровь природе, вы изуродовали мир! – возмутился окровавленный, и снова слёзы проступили на его глазах.

– Покорно принимаю твой пафос, но неужели же думаешь ты, что кровью своею сможешь восполнить возникший теперь недостаток?

– Я не восполняю, я соединяюсь с природой! Пиявки пьют мою кровь – так узнаю я пиявок! Я един с этим миром, ибо мне известны законы его, мне ведомы его желания, мне понятны его устремления! Я служу миру, я отдался ему, я сочетаюсь с миром священным браком познания, за это он вознаграждает меня своим величием! – изучающий пиявок исполнился благородства и важно повёл плечами.

– Но отчего ты решил, что твой мир – это мир пиявок? Почему ты не идёшь, например, к людям?

– Ненасытны и злы твои люди!

– Пиявки добрее? – удивился я, глядя, как кровь стекает по дрожащим пальцам моего собеседника.

Быстрый переход