Наконец, Бантер увидел такси и облегченно вздохнул: ни один репортер не уцепился за багажник, и следом не ехала машина с дико орущими журналистами.

— Вот и мы, Бантер. Все спокойно? Замечательно. Я поведу машину. Ты уверена, что не замерзнешь, Харриет?

Бантер быстро постелил маленький коврик под ноги невесте.

— Ваше сиятельство помнит, что мы везем с собой вино?

— Я буду вести машину так осторожно, как будто у нас на заднем сиденье спит младенец. Что случилось с ковриком?

— Пшеница, ваше сиятельство. Я только что вымел из машины целый пуд зерна. Старый обычай.

— Это, наверное, лорд Сент-Джордж, — сказала Харриет.

— «Миледи» — странно было слышать это обращение из уст Бантера. От кого угодно, только не от Бантера. Но, очевидно, все не так уж и плохо. И раз так, тогда, наверное, эта невероятная вещь случилась — она действительно вышла замуж за Питера Вимси. Харриет, улыбаясь, смотрела на Питера. Машина резко поворачивала то влево, то вправо — Питер пробирался в сплошном потоке машин. Высокий лоб, нос с горбинкой, руки, крепко держащие руль. Она знала это лицо и эти руки, наверное, уже тысячу лет. Но сейчас Питер показался ей незнакомцем. (Руки Питера… Руки, которые держат ключи от рая и ада… Опять эта дурацкая писательская привычка — думать образами).

— Питер!

— Да, дорогая?

— Я просто хотела услышать твой голос. Чтобы убедиться, что это действительно ты.

Уголки его рта дрогнули.

— Я изменился?

— Немного.

— Не волнуйся, — невозмутимо ответил он. — Ночью все будет в порядке.

Слишком много жизненного опыта, чтобы изображать удивленную невинность. Слишком много искренности, чтобы делать вид, что ничего не понимаешь. Харриет вспомнила, как четыре дня назад они поздно вернулись из театра. Питер стоял у камина. Она сказала что-то смешное, что-то совсем необидное. Он резко обернулся и хрипло сказал: «Tu m'enivres!»

Его взгляд вспышкой молнии осветил все, что между ними было и будет. Слепящим светом, от которого режет в глазах, а потом наступает черная бархатная темнота… Харриет не сразу пришла в себя.

— Извини. Я не хотел будить всех диких зверей. Но, Боже мой, как я рад! Знать, что все в прошлом. И больше никаких диких кошек.

— Я была похожа на дикую кошку?

— Иногда ты меня пугала.

— Я не хотела. Во всяком случае, теперь это будет совсем другая кошка. Знаешь, у меня никогда не было кошки, хотя я очень их люблю.

Никто на свете, думала Харриет, не смог бы в ней этого заметить. Кроме старого Пола Делагардье, чей ироничный взгляд, как рентген, пронизывает тебя насквозь.

Под конец Питер заметил:

— Я сам себя не узнаю. Раньше мне нравилось французское вино и ласковые француженки. Впрочем, французское вино нравится и сейчас.

Яркие лондонские огни остались позади. Машина набирала скорость. Питер оглянулся.

— Мы не разбудили младенца, Бантер?

— Вибрация погубит вино, милорд.

Опять нахлынули воспоминания.

— Что ты думаешь о детях, Харриет? У нас будут дети?

— Не знаю. Я выхожу за тебя не ради этого. Я правильно поняла твой вопрос?

— Слава Богу! С ними столько хлопот, особенно в деревне. Так тебе совсем не хочется иметь детей?

— Во всяком случае, не целую кучу. Но, возможно, когда-нибудь мне захочется иметь ребенка…

— Своего собственного?

— Нет, твоего.