Как только тройсы захватили столицу Лионесса, отец Умфред скрылся, используя в качестве убежища погреба под новым собором. После отъезда королевы Соллас он отчаялся и решил последовать за ней. Пасмурным ветреным утром жрец взошел на борт рыбацкого суденышка и заплатил его хозяину три золотых за перевоз в Аквитанию.

Ейн, по поручению Эйласа, приказал агентам круглосуточно следить за любыми признаками появления жреца, и ему сразу сообщили о поспешном отплытии Умфреда. Ейн известил Эйласа; оба они взошли на борт быстроходной галеры и отправились в погоню. В десяти милях от берега они догнали рыбацкую лодку; двух коренастых моряков послали арестовать Умфреда. Священник наблюдал за их приближением печально потухшими глазами, но сумел изобразить приветствие, нервно пошевелив пальцами в воздухе и улыбнувшись. "Какая приятная неожиданность!" — воскликнул он.

Моряки втащили Умфреда на борт галеры. "Помилуйте, зачем устраивать такие неприятности? — возражал Умфред. — Вы задерживаете меня в пути. Кроме того, вы и сами можете простудиться — сегодня очень прохладный ветер".

Эйлас и Ейн смотрели в сторону, пока Умфред многословно объяснял причину своего присутствия на рыбацком судне: "Мои труды на Старейших островах завершены! Мне посчастливилось стать вдохновителем многих замечательных свершений, но отныне истинная вера призывает меня к новым деяниям!"

Ейн привязал веревку к каменному якорю. Умфред заговорил быстрее, с проникновенным воодушевлением: "Мною руководили божественные откровения! Мне являлись чудесные знамения на небесах, смысл коих непостижим никому, кроме избранных! Со мной говорили ангельские голоса!"

Ейн изготовил из веревки петлю и проверил, свободно ли она затягивается.

Умфред продолжал: "Я известен многими благодеяниями! Часто вспоминаю, как тепло я относился к принцессе Сульдрун, как я ей помогал в трудные минуты!"

Ейн надел петлю на шею Умфреда.

Умфред спешил, язык его заплетался: "Мои труды не остались незамеченными! Знамения свыше указывали мне стезю, дабы я одерживал новые победы на ниве благовещения!"

Два моряка подняли тяжелый каменный якорь и понесли его к поручню. Умфред отчаянно возвысил голос: "Отныне я — паломник! Я буду жить, как вольная птица, в нищете и воздержании!"

Ейн задумчиво отрезал поясную сумку жреца и, заглянув в нее, обнаружил множество золотых монет и драгоценных камней: "Не могу точно сказать, куда именно ты направляешься, но там такое богатство тебе не понадобится".

Эйлас взглянул на бегущие над головой тучи: "Жрец, сегодня холодно плавать, но погоду мы не выбираем". Он отошел на шаг. Ейн столкнул якорь за борт. Веревка туго натянулась, заставив Умфреда бежать, спотыкаясь, по палубе. Священник вцепился в поручень, но пальцы его соскользнули — веревка стащила его за борт. Он с громким плеском упал в воду и пропал.

Эйлас и Ейн вернулись в столицу Лионесса и больше не говорили об Умфреде.

Эйлас созвал в Хайдион высшую знать Старейших островов. Поднявшись на возвышение в монументальном древнем Судейском зале, он обратился к собравшимся с прокламацией.

"Мне тяжело много говорить, — начал он, — я переполнен противоречивыми чувствами. Поэтому постараюсь выражаться кратко и просто, хотя мои слова и их последствия имеют большое значение.

Все мы заплатили неизмеримую цену кровью, страданиями и горем за восстановление мира на Старейших островах. Отныне, во всех практических отношениях, они объединены под моим управлением. Я постановляю, что такое положение вещей, а именно объединение всех Старейших островов под управлением одного государя, будет продолжаться и оставаться в силе вечно — по меньшей мере в обозримом будущем.

Теперь я — король Старейших островов.