Да к тому же и птицы пропали: то ли им не нравилась погода, то ли по таинственному миру болота прошел уже слух про утренние птичьи смерти. Никто не взлетал из кустов, никто не подплывал к берегам островка, даже не показывался там, где заросли камышей указывали на мелководье.

Володька вернулся без добычи. Акимыч сидел под моросящим дождем, нахохлившийся, сгорбившийся больше прежнего, то ли рассматривал на земле что-то, то ли играл окатанными камушками. Жалость тронула сердце Владимира.

— Акимыч! Ты… ты — ничего, выберемся мы.

Акимыч поднял голову, странно заулыбался Володьке. Вид у него сделался вроде бы и приветливый, но какой-то неприятно-диковатый. Володька не узнавал всегда спокойного, сдержанно-деловитого старейшину. Что-то не то делалось с Акимычем, только понять бы, что именно.

— Мужики… Что там?

Андрюха и Кольша повернули к Володьке какие-то не по-хорошему спокойные, скорее даже равнодушные ко всему лица. Что-то сломалось в этих людях, и уж конечно, не от голода.

— А что может быть? Нету тропы. И еды никакой нет, верно ведь?

В воде вроде мелькали мальки. Может, их можно поймать — например с помощью рубашки? Андрюха и Кольша продолжали лежать на песке, равнодушно смотрели в пространство.

— Мужики, может попробуем ловить мальков?

Андрюха и Кольша равнодушно пожали плечами.

— Вы что, с голоду решили подохнуть?!

Такое же равнодушное пожимание плечами.

— А что, есть какие-то предложения?

— Мальков ловить, черт побери!

Кольша о чем-то подумал.

— Нет, я рубаху не дам…

Андрюха отреагировал активнее; они с Володькой стали обсуждать, где лучше попробовать ловить, вошли в воду, посмотрели. Вроде бы, можно попробовать… Меленький дождь прекратился, стало парить. Над камышами, над лесом, над цепями гор стояли высокие, пышные облака с размытыми краями, как бывает летом в жаркие дни. Расстелили рубаху на дне, Андрюха стоял и ждал, когда побольше мальков зайдут над рубахой. Мальки заходили, но стоило хотя бы поднести руку к рубахе, тем более потянуть ее, как они мгновенно удирали. Нет, тут нужна ловушка посерьезнее…

Спустя полчаса или час Кольша вдруг дико заорал:

— Ястреб!

И снова, раз за разом, на одной ноте, он вопил:

— Ястреб! Ястреб! Ястреб!

— Замолчи! — Володька испугался, глупец спугнет спускавшуюся птицу. Тем более, Кольша даже не брал в руки ружья, только орал.

Володька схватил свое ружье. Руки дрожали от волнения, от быстрого бега, ястреб никак не оказывался на мушке. Володька опустил оружие, задержал дыхание; стало возможно уверенно держать ружье, прицелиться… Ястреб кругами уходил вверх, ловил восходящие потоки воздуха. Носов взял упреждение, мягко потянул спуск. Все, затаив дыхание, смотрели, но никто больше за оружие не взялся. Ударом пули ястреба подбросило, отшвырнуло; потом оказалось, добрую четверть тушки попросту вырвало и разнесло в мелкие клочья. Но и оставшегося хватило на всех.

Черное, невероятно жилистое мясо с дурным запахом — не лучшая еда из всех возможных блюд, когда-либо отведанных людьми… Но другой еды не было у четверых, сидящих на тальниковом островке. Опять Акимыч ел только то, что давали, оставался безучастен ко всему, все время что-то бормотал. Кольша после еды вроде хотел что-то сказать… помялся, выдавил:

— Пойду, поищу дичи…

И отправился в обход острова, как утром отправился Володька.