И тут Федор Тихий, всегда помнивший субординацию, положил графу руку на плечо, изо всех сил стал показывать: не надо бояться! Зверь не вернется, и будет очень плохо, если на него начнут охотиться. Опять настал черед графу Черноу соглашаться.

И тогда Федор улыбнулся немного смущенной, немного глупой улыбкой, ткнул пальцем в сторону лагеря, и тот же палец приложил к губам. «Не надо рассказывать…» — просил Федор; граф подумал и очередной раз кивнул. Подумал еще и стал показывать, что ружье — это для птиц. Вон для таких, которые сидят на деревьях и летают, хлопая крыльями. А в тех, кто ходит на четырех ногах, солидно переставляя лапы, кто рычит — в тех стрелять ни в коем случае нельзя. Граф так мотал головой, показывая, как нельзя в них стрелять, что у него закружилась голова. А Федор кивал так, что боялся — как бы она не отвалилась.

С тех пор граф знал две очень важные вещи, которых не знал никто в лагере, ни один из умных, опытных проводников: что в лесу есть очень разные медведи, с очень разными наклонностями. И что Федор Тихий это знает… И скорее всего, знает и еще много чего интересного.

Еще две недели продолжалась охотничья экспедиция, и могу с удовлетворением поведать читателю: они добыли! Добыли глухаря, тетерева и рябчиков, коршуна и ястреба, почти исчезнувшего с лица земли черного аиста и чомгу с рожками на голове. Замок графа Черноу предстояло украсить множеством замечательных чучел. И много раз за время этой экспедиции искал и находил граф признаки того, что за отрядом следят. Проводники не видели признаков этого, потому что не искали их. Проводники знали, что медведи, если им будет нужно, могут жить возле самой экспедиции, ходить за всеми отрядами, и никто этого не заметит. Они умели выследить медведя, как бы он не скрывался, потому что знали, где его можно искать. Но так же точно они знали заранее, что медведи не могут следить за экспедицией, и что они не будут ходить за людьми.

Может быть, Черноу и хуже проводников умел искать зверя в лесу… Но ему приходило в голову вернуться по дороге, по которой они только что прошли, а охотникам не приходило. И граф находил следы медведя, шедшего за отрядом, а никто другой не находил. Если шли одной дорогой и в какое-то нужное место и потом возвращались ею в лагерь, Черноу предполагал, что следов на этой дороге никто не увидит… по крайней мере, по дороге «туда», в нужное место. И он или возвращался, когда все шли обратно, когда зверь-не зверь уже не ждал, что кто-то может пройти по дороге до его следов и не скрывался. Или же граф вычислял, где примерно может зверь прыгнуть через поток или пройти по влажной траве в стороне от дороги, и почти всегда находил там то, что искал. Следивший медведь был не один, различались размеры следов, размах шага, повадки зверей, которые то прыгали через ручьи, то переходили их вброд. Но всегда кто-нибудь из зверей шел за отрядом.

Много, много раз за время этой экспедиции встречались взгляды графа Черноу и охотника Тихого.

«Вон там!» — показывал граф.

«Ну и что?» — пожимал плечами Тихий, — «Он же и не думает мешать… Пусть себе».

Граф доверял Федору Тихому, и был уверен — он многое знает. У него с Тихим (у двух «немых»!) сложилось полное взаимное понимание. И как у немых, и как у посвященных в тайну. В одном лишь они расходились: граф Черноу все сильнее опасался медведей, которые следили за отрядом. А Тихий совершенно их не боялся, он только очень не хотел, чтобы люди узнали об этих разумных медведях. Граф Черноу не понимал, почему это необходимо, и раздражался. Он понимал, что многого не понимает; быть может, не понимает самого главного, и это его тоже раздражало.