Что касается способности символов обнажать глубинные структуры Мира, здесь мы сошлемся на то, что уже было сказано выше об основных значениях Космического Древа. Оно открывает нам мир как живую целостность, периодически возрождающуюся и благодаря этому возрождению бесконечно плодотворную, богатую, неисчерпаемую. В этом случае мы также имеем дело не с осознанным знанием, а с непосредственным постижением «шифра» Мира. Мир «говорит» при посредничестве Космического Древа, и это «высказывание» оказывается понятым непосредственно. Мир мыслится как Жизнь, а для первобытного мышления Жизнь — это обличье Бытия.

Из этих замечаний вытекает следующее: религиозные символы, затрагивающие структуры жизни, открывают нам, что Жизнь — глубже, таинственнее, чем насущные ее проявления, доступные повседневному опыту. Они обнажают чудесную, необъяснимую сторону Жизни — и одновременно дают представление о сакральном измерении человеческого существования. «Расшифрованная» в свете религиозных символов, сама человеческая жизнь открывает нам свою темную сторону: она приходит «с другой стороны», из очень дальних далей; она «божественна», в том смысле, что она — создание богов или сверхъестественных существ.

2. Это подводит нас ко второму замечанию общего характера: для первобытных людей символы всегда религиозны, поскольку указывают всегда либо на нечто реальное, либо на структуру мира. С другой стороны, мир — создание богов или сверхъестественных существ; обнажить структуру мира — это то же самое, что выявить тайну или «зашифрованное» значение божественного творения. Именно по этой причине архаические религиозные символы включают в себя определенную онтологию — досистематическую, разумеется, — которая выражает одновременно суждение о мире и о человеческом существовании. Это суждение не сформулировано в виде понятия и не всегда может быть изложено в виде понятия.

3. Основной характеристикой религиозной символики является ее многовалентность, ее способность одновременно выражать многие значения, взаимосвязь между которыми в плане непосредственного опыта не очевидна. Символика Луны, например, обнаруживает исконно природную взаимосвязь между лунными ритмами, становлением времени, Водами, ростом растений, женщинами, смертью и воскресением, человеческой судьбой, ткачеством и т. д. В конечном счете символика Луны обнажает связь «мистического» порядка между различными уровнями космической реальности и определенными возможности, заложенными в человеческом существовании. Заметим, что эта связь не выявляется ни в непосредственном спонтанном опыте, ни посредством критического размышления; она есть результат определенного способа существования в Мире.

Если даже допустить, что определенные функции Луны были открыты посредством внимательного наблюдения над лунными фазами (например, связь с дождем или менструациями), трудно постичь, каким образом вся ее символика в целом могла вырасти из сугубо рациональных усилий. Лишь при помощи знаний совершенно иного порядка можно узнать, к примеру, «лунную судьбу» человеческого существования, или то, что человек «измеряется» временными ритмами, совпадающими с фазами Луны, или то, что он обречен смерти, но, подобно тому как Луна через трое суток темноты вновь появляется на небе, человек также может начать свое существование сначала или во всяком случае питает надежду на загробную жизнь, которая обеспечивается или улучшается благодаря инициации.

4. Из этой способности религиозной символики обнажать множество значений, структурно связанных между собой, вытекает одно важное последствие: символ способен открывать нам ту плоскость, в которой разнородные реальности соединяются в одно целое или даже складываются в единую «систему».