|
.. - А ты не попыталась выяснить у нее, не изменился ли Лоньон за последнее время? - Как же, спросила. А она в ответ: "С тех пор как я вышла замуж за него, он чуть ли не каждую неделю заводит разговор о том, что вот-вот раскроет большое дело и прогремит на весь Париж. Тогда-то начальство оценит его по заслугам, и он пойдет вверх. Сначала я, как дура, верила и радовалась, но кончалось всегда тем, что дело уплывало из-под рук или успех приписывали кому-нибудь другому". Уже давно Мегрэ не видел жену в таком возбужденном состоянии. - Я сразу поняла по ее глазам, что она имеет в виду тебя, и еще она жаловалась, что в последнее время его посылали вне очереди на ночные дежурства. Это верно? - Да. Но по его же просьбе. - Ей-то он ничего об этом не говорил. А вот с неделю назад сказал, что скоро она кое о чем узнает из газет и что теперь-то его фотография наверняка попадет на первые полосы. - А она не пыталась расспросить его поподробней? - По-моему, она ему просто не поверила. Постой! Вот еще что. Рассказывая об этом, он как-то добавил: "Внешность обманчива. Если бы можно было видеть сквозь стены, мы не поверили бы своим глазам". Мне запомнилась эта фраза. Беседу прервал хозяин ресторана. Поздоровавшись, он предложил ликер к кофе. Когда они опять остались вдвоем, мадам Мегрэ нерешительно спросила мужа: - Пригодится это тебе? Комиссар сидел молча, раскуривая трубку. У него вдруг мелькнула смутная догадка. - Ну, что ты молчишь? - Да! Как знать, может быть, это перевернет весь ход следствия. Она бросила на него благодарный, хотя и недоверчивый взгляд. Не раз потом вспоминала она этот чудесный обед у "Маньера". ЛЮБОВНЫЕ ТАЙНЫ МАРИНЕТТЫ Мегрэ посмотрел в окно. Дождь постепенно ослабевал, словно израсходовав всю свою силу за утро, когда он то и дело принимался лить как из ведра, внезапно обрушивая на прохожих хлещущие косые струи. Пора было идти, но Мегрэ не торопился - ему хотелось еще немного продлить этот необычайный праздничный обед. Видел бы их Лоньон; он бы не упустил случая еще раз излить желчь: "Я корчусь от боли на больничной койке, а они сидят у "Маньера", воркуют на старости лет, как голуби, и судачат о моей несчастной жене: уж и склочница-то она и в голове у нее не все в порядке..." - Ты к себе на работу? - Сначала на авеню Жюно. А ты? - Боюсь, если я не пойду к ней, она будет говорить всем и каждому, что вот, мол, ее муж умирает, до конца выполнив свой долг, а ты палец о палец для нее не ударил. Около дома Маринетты дежурил теперь одинокий полицейский. Пятно крови все еще виднелось на тротуаре. Некоторые прохожие останавливались здесь ненадолго, но тут же шли дальше. Исчезли и журналисты. - Что нового? - Ничего, господин комиссар. Угомонились. В швейцарской супруги Соже сидели за столом. Ночной портье "Паласа" был все в том же ужасном халате и по-прежнему небрит. - Сидите, сидите... Я на минутку поднимусь на четвертый этаж. А к вам у меня только пара вопросов... Надо полагать, у мадемуазель Ожье не было машины? - Два года назад она купила мотороллер, но месяца через два чуть не наехала на кого-то и тут же продала свою игрушку. |
