Одна из них подошла к нему и дернула за рукав.

— Груша, герр! Всего медяшка!

У нее было добродушное, круглое лицо, густо усыпанное веснушками. Уолтеру, привыкшему к болезненно-бледным, холеным аристократкам, в первую секунду показалось, что девушка перед ним с какой-то другой планеты. Но потом он пригляделся к ее лучистым серым глазам и желто-рыжим лисьим косам, и понял, что с другой планеты тут он. Молча протянул девушке монетку, и взял грушу у нее из рук, коснувшись ее теплых, мягких пальцев. Она хихикнула, и, достав из корзины веточку вереска, заправила за петлицу его пальто, густо обсыпав пыльцой черный кашемир.

— Так-то, герр. Сходящие с кораблей всегда тоскуют по свежим фруктам, женским улыбкам и запаху вереска! А если вы тоскуете еще и по выпивке или комнату ищете — в пабе «У Мадлен» как раз есть свободный номер, — подмигнула ему девушка.

Позже он узнал, что девушку звали странным именем Василика, и она была подавальщицей в пабе. Как и большинство девушек, продающих фрукты в портах по утрам, чтобы завлечь в свои заведения постояльцев и посетителей.

Но в тот день Уолтер понял, что ничего не случается просто так.

В тот же вечер он отдал какому-то портовому нищему свое пальто, за бесценок продал саквояж, сжег шейный платок в камине и купил себе эту самую шинель и гитару.

Неважно, кем он был в той, прошлой жизни. Главное, что и в этой, и в прошлой жизни он виртуозно играл. И сейчас был просто Уолтер, музыкант в пабе «У Мадлен».

И хотел им и оставаться.

А если он хотел оставаться просто музыкантом Уолтером, «У Мадлен» нужно было быть через пятнадцать минут, потому что Хенрик, хозяин заведения и бармен, просил его вчера самому открыть бар и постоять за стойкой пару часов. Уолтер не возражал. Он прекрасно варил кофе и заваривал чай, а большего от него по утрам редко требовали. С вечера он специально не стал пить, чтобы сейчас быть в состоянии работать и улыбаться посетителям.

Василика уже была на месте, и принимала заказы на завтрак от нескольких проснувшихся постояльцев.

— Уолтер! Ты вовремя, эти чудесные господа заказали у меня целый галлон кофе! — она поставила поднос на пустой стол и помахала ему рукой.

— Неужели кого-то не бодрит твой щебет по утрам, милая? — улыбнулся он, снимая очки.

Василика звонко чмокнула его в щеку и проскользнула на кухню. Уолтер, вздохнув, встал за стойку и включил небольшую печку под медным подносом, полным песка.

Он помнил женщину, научившую его так варить кофе. Ее звали Атаро. Она служила в доме его отца, единственная горничная вместо кружевных наколок носившая на голове яркий, красно-желтый тюрбан со своей родины. У нее была кожа цвета горького шоколада, самые белые глаза и зубы из всех, что он когда-либо видел, и самых громкий смех. Она говорила, что варить кофе — колдовство. Что, если не разбудить живущих в порошке духов, можно просто вылить чашку на пол.

Уолтер улыбался, ставя в нагретый песок большие медные джезвы.

Здесь тоже любили кофе. И умели ценить разбуженных духов.

— Уолтер, твою мать, я что, еще с вечера не протрезвела или я правда вижу твою сияющую рожу за этой стойкой с утра? — прохрипела высокая, черноволосая женщина, садясь за стойку.

— Моя обожаемая Зэла, твой голос подобен пению райской птицы в ветвях цветущего персика рано утром, когда… — с радостью включился он в их обычную игру.

— Ох, заткнись, ради всего святого, Уолтер, у меня от твоего меда слипаются уши, — мрачно сказала она.

— Как пожелает прекраснейшая фрау!

Зэла была бортовым механиком. Она часто нанималась на суда и отправлялась в многомесячные плавания, но всегда возвращалась и останавливалась именно в пабе «У Мадлен».