О его самом большом пороке знали многие, даже Энни. Он был известен как закоренелый пьяница и возмутитель спокойствия и когда не был погружен в процесс создания романа или рассказа, пьесы или сценария, то испытывал непреодолимое желание шататься по самым грязным кабакам, затевать ссоры с посетителями и даже с полицией.

Его бесчисленное количество раз арестовывали за пьяные дебоши, и если бы не услуги хорошо оплачиваемых адвокатов, ему давно уже были бы предъявлены обвинения за оскорбление действием или за драку в общественных местах и нанесение увечий.

Но когда Рис работал, он менялся неузнаваемо. После напряженного дня он в одиночестве напивался до бесчувствия, засыпал к одиннадцати, чтобы встать в три утра, сесть за машинку и работать до восхода, не беря в рот даже глотка воды, потом вновь впадал в тяжелый сон на три-четыре часа. Просыпался, завтракал сырым яйцом, разболтанным в овощном соке, пил с дюжину чашек кофе и снова начинал работать.

К полудню он ел салат с анчоусами, опрокинув предварительно четыре рюмки крепкого ирландского виски, и запивал все это черным кофе. Днем он ехал на студию или писал дома, а ровно в половине шестого пил коктейли и, несмотря на количество принятого спиртного, не пьянел. Вечером Рис ужинал, звонил по делам, но к одиннадцати бренди, соединившись с уже выпитыми коктейлями, окончательно туманило мозг, и сон снова одолевал его.

На следующий день все начиналось сначала.

В общем, пока еще Рис с честью выдерживал битву с алкоголем. Но друзья его знали, что упрямое нежелание Риса сесть за руль объясняется вполне понятным страхом перед тем, что может произойти, если он в таком состоянии окажется один на один с машиной.

Такова была жизнь Риса.

Но теперь он был вынужден утро и день проводить в своем офисе в «Интернешнл Пикчерз», где велась утомительная работа над подготовкой к съемкам «Полночного часа», требовавшая решения различных проблем, от финансирования до отбора не только актеров, но и всей съемочной группы – от осветителей до рабочих.

Рис относился к работе на удивление серьезно, за многие годы успел собрать надежную команду художников, модельеров, звукорежиссеров, операторов, техников, и в результате все его фильмы обладали лишь одному ему присущим стилем, интеллектуальным и драматически цельным. За камерой Рис всегда работал вместе с Марком Сэлинджером, выбранным им режиссером, сам работал на площадке с актерами, точно так же как сам делал монтаж.

Энни изучала собранный материал и пыталась сообразить, как лучше подойти к Рису.

После недели раздумий она приняла решение.

Как в прошлый раз, девушка снова присоединилась к экскурсии и проникла в «Интернешнл Пикчерз». Когда Рис направился из офиса в столовую, она встала на его пути.

– Привет! Помните меня?

Рис чуть замедлил шаг и, казалось, пронзил ее взглядом маленьких проницательных голубых глаз, которые она так хорошо помнила.

– Вы читали мне цитату из Пруста в библиотеке дома Гарри Голда весной. Было очень интересно.

Какое-то выражение без тени узнавания промелькнуло в глазах Риса, словно он впервые заметил девушку, но не замедлил шага и продолжал идти. Энни семенила рядом, но неожиданно он остановился и, откинув назад волосы, недоуменно пожал плечами.

– Ну что ж. Видно, вы все-таки не помните меня. Как бы то ни было, рада видеть вас.

Рис, не говоря ни слова, продолжал путь, будто девушка была всего-навсего муравьем, которого он решил пощадить и обойти стороной.

По пути домой Энни подумала, что Рис, скорее всего, спешил добраться до бутылки с виски и отнюдь не обрадовался, когда совершенно незнакомая девушка преградила ему путь.

Кроме того, Рис, естественно, ожидает, что каждая хорошенькая актриса, претендующая на знакомство с ним, наверняка авантюристка.

Решив не сдаваться, Энни возвратилась домой.