Как только лапы колдуна коснулись песка, он вернул себе прежний, более удобный облик. Саами — те, кому удалось преодолеть рифы, — уже выбрались на сушу. Собравшись в кучу, они поглядывали на оборотня-туна и тряслись от холода — сил на то, чтобы бояться, у них уже не осталось. Колдун на них и не глядел. Ему, наоборот, было жарко. Житель ледяного края земли, он только начинал чувствовать холод, когда теплокровные существа уже замерзали насмерть.

Все, кто оставался на драккаре, прилипли к левому борту, не отрывая глаз от колдуна. Вот он поднимается по склону среди сосен, идет к основанию горы — или Корня Мирового Древа? — повесив сумку с сампо на плечо и доставая на ходу топорик из чехла, а саами тащатся за ним, как на привязи. Молодой варг Аке затаил дыхание: наконец-то он увидит легендарное страшное колдовство тунов, о котором столько слышал! А Бьярни уже догадался, что затеяли проклятые оборотни, и теперь быстро обдумывал, не сигануть ли ему в воду с другой стороны драккара, пока не началось. Но вот что-то блеснуло среди сосен — это колдун приготовил топор. Взметнулось лезвие… и топорик глубоко вонзился в замшелую скалу!

Варги вздрогнули и зашептали жаркие молитвы Хару Одноглазому и всем его небесным слугам, убеждая их, что они в этом святотатстве не замешаны и оказались здесь чисто случайно.

Топорик поднимался и падал снова и снова. По морю далеко разносился звон металла о камень. Вскоре колдун наклонился и поднял с земли вырубленный им кусок Мирового Древа размером с кулак. Подняв его над головой, он показал его оставшимся на корабле родичам, достал сампо, снял крышку и положил камень внутрь. Потом Филин повернулся к драккару и торжествующе поднял сампо над головой.

Лоухи перевела дыхание.

— А боялись-то! А готовились! — пробормотала она и вдруг осеклась, впившись пальцами в борт.

— Смотрите, что это с птицами?! — в тот же миг воскликнул Рауни.

В самом деле, чайки точно сошли с ума. С пронзительными криками они летели к острову, как будто Мировая Ось притягивала их, — и падали грязно-белыми комками. Не долетая до земли, птицы сыпались в волны, разбивались о скалы, повисали в кронах сосен. Аке вскрикнул и ткнул пальцем в воду: одна за другой у борта кверху брюхом всплывали рыбины.

— Ставим парус и уходим отсюда!

Бьярни вскочил, готовясь бежать к мачте, но, как на стену, наткнулся на взгляд Лоухи.

— Нет, — отрезала Хозяйка Похъёлы. — Пусть он закончит начатое!

Остров умирал, как будто кто-то высасывал из него жизнь. За считаные мгновения пожелтела вечнозеленая хвоя сосен. По телу скалы — или по стволу Иггдрасиля? — пробежала дрожь. Покатились камни, посыпалась сухая хвоя. Рабы-саами один за другим начали падать на землю, словно из них вынимали кости. Лоухи впивалась ногтями в борт и ломала их, сама того не замечая, но ее зоркие птичьи глаза не упускали ничего. Она и заметила, что смерть словно очертила круг, который быстро смыкался, и центром этого круга был старый Филин. С каждым умирающим саами смерть двигалась чуть медленнее, как будто спотыкаясь о живые души, и колдуну хватило времени сделать то, что нужно. Филин крутанул ручку сампо и торопливо воскликнул:

— Защищен!

И в тот же миг наступление смерти прекратилось.

Филин стоял на пятачке зелено-бурой осенней травы в окружении мертвых сосновых стволов, на сером берегу, заваленном иссохшими трупами жертв, и неуверенно, радостно улыбался. Руки его дрожали, но не выпускали спасительную мельницу.

Вдруг свет померк, и с неба на колдуна обрушилась крылатая тень — хлестнула по лицу перьями, словно плетью, вырвала сампо из ослабевших рук.