— И где их продают? — спросил Генри, отказываясь быть обескураженным.

Мистер Хирстон вздохнул, в недоумении его плечи поднялись и опустились, и он снова повернулся к Генри:

— Памятник, как и что-нибудь еще нужно покупать — так же, как ты покупаешь все остальное. Возле кладбища на Дубовых Лужайках есть мастерская, которая делает их и продает. Она принадлежит человеку, которого зовут Барстов. Полагаю, он сделал себе неплохое состояние на этом. Должно быть, заказать памятник стоит не дешево — все, что вам нужно: камень, имя на нем, дата рождения и дата смерти.

— Это далеко отсюда? Можно ли туда доехать автобусом?

Мистер Хирстон искоса посмотрел на него, в его глазах засверкал неожиданный интерес.

— Ты серьезно об этом?

Генри кивнул:

— Мой брат заслуживает памятник. И мне кажется, что только у него одного на всем кладбище его нет.

— Как ты думаешь, какой памятник должен быть у него?

Генри задался вопросом: «Должен ли я ему это говорить? Может, он снова будет смеяться?» У него было крайне неприятное чувство, и он был готов сказать все, что угодно, лишь бы переключить внезапный интерес мистера Хирстона на что-нибудь другое. Но почему бы не узнать у него как можно больше?

— Эдди был настоящим бейсболистом. Я подумал о мяче и бейсбольной бите.

Мистер Хирстон не нахмурился и не рассмеялся, не завизжал по-поросячьи, а лишь продолжил смотреть на Генри своими глубокими темными глазами.

— Я знаком с этим Барстовом, поговорю с ним.

Генри почувствовал, как его челюсть отвисла в неверии собственным ушам, словно в каком-нибудь комиксе. Он заморгал глазами. Слышал ли он это от мистера Хирстона, или ему показалось? Он не осмеливался переспросить. Вместо этого пробормотал «спасибо», прочищая горло, чтобы произнести хоть что-то еще, и стал подметать то же самое место, что и прежде.

На следующий раз, когда Генри пришел в центр художественного творчества, старик работал уже над другой крошечной фигуркой. Его незаметные движения маленьким резцом были точны и кропотливы, все его тело было собрано и сконцентрировано на этой фигурке.

Высокий табурет, стоящий недалеко от него, он пододвинул к себе и посадил на него Генри. Он кивал и улыбался, очевидно, он был доволен тем, что Генри вернулся. Генри снова почувствовал страх перед вырезанными фигурками этой игрушечной деревни. Они настолько походили на живых, что ему показалось, что вдруг задвигаются и заговорят.

Подошел Джордж Грэхем и опустился рядом с ними на колени. Старик начал говорить с ним на странном и непонятном языке Идиш.

Гигант внимательно выслушал и затем обратился к Генри:

— Он хочет знать, не хочешь ли ты научиться вырезать из дерева?

Генри никогда не обладал никакими талантами. Он ни разу ничего не достиг в спорте, подобно Эдди. В течение трех месяцев он брал уроки игры на фортепьяно у Сестры Анжелы в Приходе Святого Джуда, и здесь его изначально подкарауливала неудача. В школе по рисованию имел самые низкие оценки, многое мог себе представить и даже хотел это нарисовать, но никак не мог перенести на бумагу даже намек того, что он видел в уме.

— Я не думаю, что у меня это может получиться, — сказал он.

— А ты попробуй, — подтолкнул его Джордж Грэхем.

Мистер Левин взял маленький ножик и вложил его в руку Генри. Тот осторожно взял его в руку. Мистер Левин взял такой же и еще маленький кубик липовой древесины, подобной тому, из которого он вырезал утку для Генри.

В течение следующих нескольких минут он руководил Генри на его первых шагах в резьбе по дереву, поправляя руки Генри, подсказывая его следующие движения, едва касаясь кожи на его руках.

Стружки падали на пол.