— Но ведь мужчина у нас в доме ты! — парировала дочь.

Ринат уже ждал продолжения: «…и значит, за всё в ответе». Но Гуля просто смотрела на него пытливыми глазами.

— Да, мужчина в доме я, — важно ответил Ринат, — и поэтому занимаюсь мужским делом, ловлю преступников. А по вопросам Гегелей и прочих обращайся к маме!

— Почему?

— Потому что это её епархия.

Жена Рената была специалистом по романо-германским языкам и читала лекции студентам в университете.

— Папа, а что такое епархия? — оживилась Гуля.

— Фух! — вырвалось у отца, но, взглянув на часы, Ринат радостно сказал: — Гуленька, допивай быстро свой чай! Мы в детский садик опаздываем.

На что дочь ответила:

— Папа, ты зря радуешься, до садика нам идти и идти, и ты успеешь мне всё рассказать.

— Умна не по годам, — вырвалось у Рината.

А жена его прыснула со смеху. И потом, став серьёзной, сказала:

— Гуленька, не приставай с вопросами к папе, а то ты собьёшь его с рабочего ритма. Ты же сама знаешь, какая у него сложная и ответственная работа, — при этом Гузель не сводила с дочери строгого взгляда.

— А как же Гегель и епархия? — спросила та.

— Я сама тебе вечером всё расскажу.

— Точно расскажешь?

— Разве я тебя когда-нибудь обманывала? — спросила Гузель.

— Нет, никогда, — не раздумывая, ответила Гуля.

Ринат перевёл дыхание, радуясь тому, что всё благополучно разрешилось. И дал себе слово побольше читать и расспросить об этом Гегеле поподробнее жену.

Но, увы, никогда нельзя быть уверенным в том, что же заинтересует пытливую девочку на следующий раз.

До детского садика они в это утро добрались без приключений.

Гуля была серьёзной и задумчивой. На всём протяжении пути она молчала, только крепко сжимала руку отца.

Уже чмокнув её в голову на прощание, Ринат не выдержал и спросил:

— Гуленька, а почему ты всё время молчала?

— Я боялась сбить тебя с рабочего ритма, — серьёзно ответил ребёнок.

И Ринат, стараясь не улыбаться, прижал одну ладонь к другой и сказал:

— Спасибо тебе, родная.

Оказавшись за дверью детского садика, Ринат улыбнулся. Дошёл до автобусной остановки и, запрыгнув в автобус, стал думать о гражданине Галушкине Михаиле Тимофеевиче, разработку которого ему поручил вчера вечером следователь Наполеонов.

Михаил Тимофеевич Галушкин был в это утро трезв. Он не пил уже четвёртый день. Но на душе у него, как он сам выражался, было пакостно. И тут пожаловал гость нежданный и незваный, который, как известно хуже татарина. Но мало того, он им и оказался! Кем же ещё может быть человек, представившийся Ринатом Ахметовым?!

Галушкин стоял на пороге и, раскачиваясь с носка на пятку и обратно, исподлобья смотрел на оперативника.

— Мы на пороге будем разговаривать или всё-таки пройдём в квартиру? — дружелюбно спросил Ринат.

— А чего в неё проходить-то? — сердито ответил Галушкин.

— Ну, что ж, тогда мне придётся забрать вас в отделение.

— Это ещё зачем? — ещё сильнее набычился Галушкин.

— Затем, что разговаривать на лестничной клетке и неудобно, и неприлично. Разве вас этому не учили в детстве родители?

— Учили, учили, — пробурчал Галушкин и неожиданно смилостивился: — Ладно уж, проходите, но у меня там не прибрано.

Однако когда Ринат зашёл в квартиру, то не удержался и присвистнул:

— Не прибрано это мягко сказано, у тебя тут, как Мамай прошёл.