Позже, когда его преподобие Джеримайя Хорнсби, муж Шарлотты, поздравлял ее и лорда Пауэлла и выражал надежду, что ему будет оказана честь провести церемонию бракосочетания, подошел Эшли и тронул Эмили за локоть.

– Ну что ж, Эмми. – Он взял ее за руки и расцеловал в обе щеки. – Я, кажется, возвратился домой вовремя, чтобы попрощаться с тобой. Ты всегда была для меня дорогой сестрицей. Надеюсь, ты будешь по-прежнему считать меня своим братцем.

Дорогая сестрица... Хорошо, когда тебя считают сестрицей. Это ближе, чем друг. А она должна считать его братом – он так и сказал. Ох, Эшли. Она улыбнулась ему, крепко сжала его руки и отвела глаза. Он понял. Ну а чтобы было еще понятнее, она сжала пальцы в кулак и приложила к своему сердцу.

– Да, я понимаю, – сказал он. – Я знаю, что ты опечалена, Эмми. Но я приехал домой, чтобы забыть о печали.

Мне радостно, что ты счастлива. Трудно поверить, что ты больше не ребенок, каким была, когда я уезжал. Ты стала взрослой. Будь счастлива, маленький олененок. Обещай мне всегда быть счастливой.

Она улыбнулась и кивнула. Да, она пообещает ему. Пообещает постараться.

* * *

Вечер был трудным. За ужином провозглашали тосты, потом все собрались в малой гостиной, разговаривали, музицировали. Чай подали позже, чем обычно, и все разошлись поздно.

Никто не знал, как следует вести себя: то ли проявлять сдержанность, соболезнуя Эшли, то ли радоваться и веселиться, празднуя помолвку. Единственным, кто без всякого смущения радовался жизни, был Эшли. Он даже предложил закатать ковер и устроить танцы.

Люк решительно приказал оставить ковер в покое. Все натанцевались до упаду накануне, все устали, и было трудно поддерживать веселье. Наконец вдовствующая герцогиня поднялась с кресла, и все восприняли это как сигнал. отправляться на покой.

Эмили переоделась в ночную рубашку, расчесала волосы, радуясь, что этот день наконец кончился. Произошло столько всяких событий, а вечер показался и вовсе невыносимым.

Все разговаривали. Внимание каждого было сосредоточено на ней, и каждый ожидал, что она будет слушать и понимать.

Она хотела уйти пораньше, чтобы отдохнуть в одиночестве, но ей не удалось. У нее буквально болели глаза от напряженного чтения по губам. А весь вечер ее донимала навязчивая мысль о том, что она так и не узнала имени жениха, хотя это и не важно. И все же через два-три месяца она станет его женой, хотя не знает его имени. Мысль показалась ей забавной, и она тихо рассмеялась. Но какое это имеет значение?

Она все равно никогда не сможет произнести его имени. Он знал ее имя, но это было почти все, что он о ней знал.

Эмили вдруг вспомнила, что совсем не спала прошлой ночью, лишь подремала часок между чаем и ужином. Она очень устала, но спать не хотелось. Она подошла к окну, продолжая рассеянно расчесывать щеткой волосы.

Едва ли удастся заснуть, даже если лечь в постель. Она помолвлена, думала Эмили, пытаясь почувствовать себя по-другому. Скоро у нее будет другой дом, ее будут окружать другие люди: его мать, младшие братья и сестры, не говоря уж о нем.

– Он сказал, что прикажет в каждой комнате положить бумагу, чернила и перья. Без них ей не обойтись, общаясь со всеми этими незнакомыми людьми. Он и сам для нее незнакомец – и никогда не узнает ее. Даже если бы она умела говорить, то никогда не смогла бы объяснить ему свой внутренний мир с помощью слов, Эмили облокотилась на подоконник. Какая прекрасная ночь – лунная, звездная. Она так и манила надеть платье и плащ и, выскользнув из дома, побродить по газону, спуститься к реке. Но этого нельзя делать.