Джузеппе Д'Агата. Memow, или Регистр смерти
Я не буду этого описывать, это сделает за меня читатель. Он любит фабулы и страхи и смотрит на историю как на рассказ с непрекращающимся продолжением. Неизвестно, желает ли он ей разумного конца. Ему по душе места, дальше которых не простирались его прогулки. Борис Пастернак. "Охранная грамота"
БОЛОНЬЯ 1 Астаротте Маскаро вернулся из Германии 12 мая 1945 года. Война окончилась несколько дней назад, и по всей Италии перекатывалась людская лавина - тысячи и тысячи человек, стремившихся поскорее вернуться к нормальной мирной жизни. Демобилизованные, солдаты, раненые, депортированные, партизаны, фашисты, авантюристы, бродяги, бездомные огромные толпы голодных, оборванных людей. Астаротте, совсем напротив, в собственный дом в Болонье вернулся в новом черном костюме элегантного покроя, в темной велюровой шляпе, тоже новой, и в белоснежных перчатках. Багаж его ограничивался одним кожаным саквояжем. Словом, при возвращении в свою старинную престижную квартиру на Страда Маджоре он выглядел вполне респектабельно. Ему было шестьдесят лет - исполнилось недавно, - но выглядел он гораздо моложе прежде всего благодаря сохранившейся густой черной шевелюре. Его крупная, импозантная фигура внушала страх и уважение. Он отсутствовал с самого начала войны - с сентября 1939 года, с тех пор как уехал по делам в Берлин, однако возвращение его произошло так обыденно, словно он покинул дом всего несколько часов назад. Точно так же, без какого-либо заметного волнения, встретили его близкие. Правда, не получая никаких сведений о нем, они считали его погибшим. Астаротте кивком приветствовал жену Фатиму и сына Аликино, стерпел, сразу же остудив, сердечное объятие престарелой служанки Аделаиды. По старой привычке он протянул ей шляпу, но когда старуха хотела было принять у него саквояж и перчатки, решительным жестом отстранил ее. Затем прошел к своему кабинету, куда во время его отсутствия никто не мог проникнуть, так как ключ Астаротте увез с собой. Сейчас он извлек этот ключ из кармана, отомкнул замок и, войдя в кабинет, закрыл за собой дверь. Возвращаясь к четкому распорядку жизни, он поужинал в кабинете. Потом послал за Аликино. Молодой человек вошел на цыпочках и подождал, пока отец обратится к нему либо позволит заговорить. Астаротте сидел за своим массивным и просторным письменным столом и разбирал бумаги. Кабинет, освещенный одной только настольной лампой, похожей на лиану, утопал в полумраке. Но Аликино видел, а скорее помнил стены, заставленные книжными полками и увешанные картинами. Позади письменного стола возвышался шкаф - высокий, с застекленными дверцами, где Астаротте хранил под ключом книги, которые мог читать только он. - Кино. - Молодой человек приблизился к столу. - Слушаю, синьор отец. Астаротте откинулся на спинку мягкого стула. Его лицо оставалось в полутьме. Руки в перчатках являли нечто новое в его облике. - Говори по-немецки. Надеюсь, ты не забыл его. - Нет, синьор. Астаротте требовал, чтобы Аликино с детства учил немецкий язык и всегда разговаривал с сыном только на нем. - Сколько тебе лет? - Двадцать. - Служил в армии? - Нет, признан негодным. - Работаешь? - Нет, синьор отец. Видите ли, война... Астаротте прервал сына, сильно хлопнув рукой по столу. В голосе его звучал гнев: - Не терплю оправданий. В твоем возрасте нельзя жить паразитом. - Да, синьор отец... - проговорил Аликино, потом робко добавил: - У меня есть аттестат зрелости, и я собираюсь поступить в университет. |
