- Бедный Кино. Наверное, поэтому и люблю его.

 - Кино не выкидыш. Он мой сын и пойдет по моим стопам. Он станет таким же, как я, и лучше меня.

 - Это заметно. Кривой нос, крупные скулы, глаза, как два угля, длинные, заостренные уши, торчащий подбородок. Уже сейчас видно, в кого он превращается. - Возникла долгая напряженная пауза. - Астаротте, почему ты прячешь руки? Это все равно что скрывать свою душу.

 - А тебе, значит, очень хочется увидеть их?

 Саркастический смех:

 - Нацисты заразили тебя проказой.

 - Сумасшедшая! Мои руки не искалечены. Они хранят несмываемый след одного грандиозного, сверхчеловеческого замысла.

 Голос Фатимы изменился. Он прозвучал спокойно, хотя и с вызовом:

 - Я готова ко всему. Покажи!

 Опять последовала напряженная пауза. Аликино хотел было посмотреть, что же там происходит, но ключ закрывал замочную скважину. И все же юноша догадался, что отец снимает перчатки.

 Фатима реагировала сдавленным и потому еще более страшным и леденящим душу стоном, чем если бы это был просто крик.

 - Какой ужас. Какой ужас. - Она смогла наконец заговорить. - Астаротте, что ты сделал этими руками?

 Он что-то ответил, но Аликино не разобрал его слов.

 Возбужденный голос Фатимы зазвучал громче, в нем появилась решительность:

 - Это руки, убившие невинного человека. Бога ради, закрой их, надень перчатки и не снимай до самой смерти. Не могу больше. Я не выдержу этого. Хватит, я ухожу.

 - Хорошо, уходи. И уходи навсегда.

 Услышав приближающиеся шаги, Аликино быстро отступил от двери и проследил за проходящим мимо отцом. Руки его опять были в перчатках. Он скрылся в кабинете. Юноша вернулся к дверям в комнату матери. Он хотел было постучать к ней, хотел сказать, что любит ее, и попросить не уезжать.

 За дверью не слышно было ни звука. Фатима не плакала. Она никогда не плакала.

 Аликино поспешил в свою комнату. У него тоже не было слез.

 Никто никогда не плакал в этом доме.

 На другой день Фатима уехала в Рим, где жила ее сестра Джустина, артистка балета. Ей было всего двадцать пять лет, но она уже стала etoile*, и во время войны ее очень хорошо принимали в некоторых крупных европейских театрах. В странах, оккупированных немцами.

 * Звезда (фр.).

 Вскоре Астаротте покинул город.

 Он вернулся на свою родину - в Баретту, небольшой провинциальный городок недалеко от Болоньи. Семья владела тут красивым трехэтажным домом, известным как вилла Маскаро, а в начале века у него было другое название вилла Нумисанти.

 2

 В доме на Страда Маджоре остался Аликино, опекаемый Аделаидой.

 Однажды, заведя разговор издалека, Аликино как бы между прочим поинтересовался у старой служанки, не доводилось ли ей видеть руки Астаротте без перчаток.

 Аделаида ответила, что руки у хозяина были красные. Она сказала это совсем просто, как если бы речь шла о чем-то вполне обыденном, о банальной экземе, и, конечно, не сумела ни описать, как они выглядят, ни тем более объяснить, почему они стали такими.

 На лето Аликино не поехал, как обычно, в Баретту. Под предлогом, будто ищет работу - а на самом деле лишь бы только не оставаться вдвоем с отцом, он отказался уехать из Болоньи. И как раз этим летом он познакомился с Лучано Пульези, своим сверстником, который вскоре стал его лучшим другом.

 Более всего их сблизил жадный интерес к литературе. Они читали одни и те же книги, любили одних и тех же писателей, чаще всего современных прозаиков и поэтов, особенно американских и французских, которые до сих пор были почти неизвестны в Италии из-за барьеров, возведенных войной.

 Они встречались в книжной лавке в центре города.