В городском парке, единственном обширном зеленом пятне в Болонье, народу гуляло больше, чем летом. Множество мамаш вывело сюда своих детей, немало пожилых людей, сидя на скамейках, грелось на солнышке.

 Старики молчали. Кое-кто в очках, съехавших на кончик носа, читал, шевеля губами, газету, но большинство лениво посматривало на оголенную сухую землю и пыльные аллеи, усыпанные светлой галькой. Иногда, подняв глаза к чистой голубизне неба, они смотрели на голые ветви деревьев и удивлялись, что на них не видно почек либо первых зеленых листочков.

 Аликино закрыл книгу, которую читал. Надо было дать отдых глазам, уставшим от яркого света, падавшего на страницу.

 - Не припомню в Болонье подобной осени.

 Слова эти произнес человек, сидевший рядом с Аликино. Им оказался строгий пожилой синьор, державшийся с достоинством. Маленькие глаза его смотрели на мир добродушно. Синьор был в серой шляпе с широкими полями, окаймленными шелковой тесьмой, как было в моде много лет назад, и в старомодном, но изысканного покроя пальто.

 - Исключительная погода, - добавил он. - Вам не кажется?

 - Как и время, в которое мы живем.

 Пожилой синьор с интересом посмотрел на юношу, словно его замечание как-то особенно удивило его.

 - Живем... - повторил он. Потом, не глядя на Аликино, спросил: - Какое впечатление производит на вас жизнь?

 Необычный вопрос заставил Аликино задуматься. Конечно, хорошо, что недавно закончилась война, и если кому-то удалось выжить, то уже это можно считать большой удачей, только очевидно было, что вопрос, заданный пожилым синьором, подразумевал вовсе не этот, столь распространенный и уже ставший банальным ответ.

 Аликино лишь пожал плечами и улыбнулся, как бы говоря: "Не знаю, что вам сказать". А сам между тем подумал: "Этот человек, наверное, школьный учитель или ученый на пенсии, который, состарившись и, возможно, оказавшись никому не нужным, только и делает теперь, что терзает себя подобными проблемами, ужасными вопросами, не имеющими ответа, - о смысле жизни и смерти. И задает их каждому встречному не столько для того, чтобы получить ответ, сколько из желания поделиться с кем-то своими тревогами, своими старческими навязчивыми идеями".

 А пожилой синьор подобрал с земли горсть мелкой гальки и, сжав ладонь, высыпал ее из кулака, словно из песочных часов.

 - Вы верите в то, что все уже начертано и определено? Скажем, в судьбу, предназначение, рок?

 Юноша утвердительно кивнул.

 - Было начертано, что сегодня мы непременно встретимся с вами, - сказал старик, вытирая ладонь платком.

 - Наверное, это всего лишь дело случая.

 - Случай ничего не определяет и не обнаруживает. Он лишь слегка касается и отлетает прочь.

 Аликино вдруг почувствовал, что ему нужно поделиться с этим синьором своей заботой - ему так необходимо найти работу. Тот выслушал его с большим вниманием, вставив несколько разумных, точных, хотя и общих замечаний, и завершил беседу вежливым пожеланием:

 - Уверен, что вы очень скоро найдете то, что ищете. Работу, отвечающую вашим склонностям, а не просто какую попало.

 Больше им не о чем было говорить. Лед отчужденности, похоже, очень быстро образовался вновь. Пожилой синьор поднялся, обнаружив неожиданную подвижность суставов, попрощался с юношей, слегка приподняв шляпу, и удалился несколько торопливо, словно внезапно вспомнил про какое-то срочное дело.

 Два дня спустя Аликино нашел работу.

 Место было определенно завидное, в одном старом болонском кредитном банке - в Ссудном банке.

 Поступлению на работу весьма горячо содействовал кто-то, кого Аликино не знал. Когда же он захотел выяснить, кого должен поблагодарить, возникшая у него догадка полностью подтвердилась.