Что касается Шереметева, то медлительный фельдмаршал, получив призыв о помощи, пребывал в раздумье: с одной стороны, надлежало оказать помощь терпящему бедствие Репнину, а с другой – на виду у него маячили шведы, демонстрируя, как выяснилось позже, ложное намерение напасть на его пехоту.

Терзаемый сомнениями Борис Петрович оставался в бездействии, теряя драгоценные минуты, так дорого стоившие дивизии Репнина. Просьбы прибывших от Репнина нарочных он оставил без ответа. Тогда светлейший сам во главе драгунского полка отправился помогать Репнину, но опоздал.

К лесу, что находился в тылу русских войск, потянулись группы солдат. В приговоре кригсрехта было сказано, что «никто не ведал, куда уступить в лесу», «люди разбегались – оставив на поле боя десять пушек». Если бы неприятель продолжал наступление, то мог бы, по мнению кригсрехта, разгромить «всю дивизию».

Из сказанного вовсе не следует, что нападение шведов на русский лагерь было равнозначно увеселительной прогулке и что им с легкостью необычайной удалось прогнать с поля боя дивизию Репнина. Сражение, как явствует из потерь, понесенных обеими сторонами, носило упорный и ожесточенный характер: у русских было 350 убитых, 675 раненых и 630 пленных; потери шведов составляли 255 убитых и 1219 раненых.

Кригсрехт тем не менее вынес Репнину суровый приговор: обвиняемый, сказано в нем, «достоин быть жития лишен», но, учитывая, что прегрешения он совершил «не к злости, но из недознания», суд счел возможным заменить смертную казнь лишением чина и должности, а также взысканием денег за оставленные на поле боя пушки и снаряжение. 5 августа 1708 года царь утвердил этот приговор: генерал Репнин стал рядовым солдатом.

Чем объяснить столь суровую меру наказания Репнина? Счел же царь возможным причастного к «комфузии» у Головчина генерала Гольца лишить только должности и ордена Андрея Первозванного, сохранив ему воинское звание.

Вопрос правомерен, тем более что известно благожелательное отношение царя к Никите Ивановичу. Случившемуся может быть дано лишь одно объяснение: Репнин стал, если так можно выразиться, жертвой воспитательных мер царя: всякое нарушение долга, проявление беспечности, пренебрежение к дисциплине должны были, в назидание прочим генералам и офицерам, строго наказываться. Репнин и стал генералом, на примере которого царь пытался внушить всему офицерскому корпусу чувство ответственности за судьбу сражения.

Должно отметить, что поведение Репнина на поле боя было отнюдь не безупречным: он проявил растерянность. В разгар сражения им послана полковнику Головину записка: «Что мне делать, коли мочи моей нет, и меня не слушаются, и коли гнев Божий на нас»; а когда подполковник фон Зибер в отчаянии кричал ему: «Что делать?» – потерявший голос Репнин мог только в бессилии указать на свое горло.

Служба Репнина рядовым продолжалась недолго, он сумел реабилитировать себя два месяца спустя, в битве при Лесной; царь восстановил его в воинском звании. Свидетельствует современник Борис Иванович Куракин: «Репнин при баталии под Лесным показал дело свое мужественно, командуючи один полк драгунский, и старой свой ранг тем достал».

30 августа под селом Добрым на речке Белой Напе произошла еще одна битва, которой удалось сгладить неприятный осадок, оставленный Головчинским сражением. Шведам был нанесен значительный урон. Решение самим напасть на неприятеля было принято военным советом накануне, 29 августа. На нем присутствовал и Меншиков.

Русское командование воспользовалось тем же приемом внезапности, к которому прибегли шведы под Головчином. Шесть батальонов русской пехоты под командованием князя Михаила Михайловича Голицына ночью переправились через речку Белая Напа и в семь утра напали на позицию генерала Розена (К.-Г. Рооса). Этот генерал совершил те же ошибки, что и Репнин под Головчином, расположив четыре пехотные и один кавалерийский полк в крайней тесноте, не позаботился о возведении укреплений.