Все весёлые. Ржут, хохочут. Ну, сразу ясно, что пьянущие. Мужики хоть одетые, а бабы в рубашках одних.
– Срамота?
– Срамота, – согласился свидетель. – Гляжу дальше. А они зачем-то яму стали рыть лопатами и давай в ту яму баб укладывать и тут же их еть по очереди… – Мужик замялся. – Одна вдруг ни с того ни с сего заартачилась, так их главный сказал, что накажет её. Она засмеялась, дурочка, а он вдруг бац ей по морде кулаком, а потом схватился за лопату и ну закапывать в той яме.
– А что остальные?
– Остальные? Ему никто даже слова против не сказал. Наоборот, помогать стали: накидали небольшой холмик и лопатами сверху поприминали. Потом ещё выпили – у них бутылки с собой были – и ушли.
– Ну, а ты что?
– Я?! – Тихонов снова опустил взгляд. – Я как мышка сидел, высунуться боялся. Ну как, думаю, увидят меня и тоже того… живьём закопают.
– Почему в милицию не сообщил?
– Потому и не сообщил, что старшого узнал. Я ить часто его видел, даже где дача у него, знаю. В ГПУ он работает большой шишкой. И ничего твоя милиция с ним не сделает.
– Дача находится здесь, в Кучино?
Тихонов затравлено кивнул.
– И ты его можешь опознать?
– Могу, но не хочу, – признался он.
– Не бойся, – сказал я. – Ничего он с тобой не сделает. Ты же не желаешь, чтобы этот гад остался на свободе и продолжил убивать?
– Не хочу.
– Тогда собирайся, и пошли.
– Куда?
– К нам, на Петровку, тридцать восемь. Дашь свидетельские показания, как положено.
– Думаешь, мне поверят? Скажут – кто я и кто они! – с горечью произнёс Тихонов.
– Поверят. Я от себя тоже кое-что добавлю, так что к твоим словам прислушаются, – уверенно заявил я, и моя несгибаемая уверенность убедила Тихонова.
– Нищему собраться… – улыбнулся он.
– Вот и подпоясывайся.
Вдвоём мы вышли из корпуса.
Тихонов обернулся в его сторону.
– Даже не знаю теперь, когда и вернусь.
– А есть смысл? – удивился я. – Ты же понимаешь – это не жизнь.
Он хмыкнул.
– Можно подумать, у меня есть выбор.
– Ты правильно сказал: можно подумать. Даже нужно!
Меня сегодня распирало от оптимизма, и, кажется, это было заразным.
Тихонов слабо улыбнулся.
– Подумаем…
Договорить он не успел. От стены дома напротив отделилась серая фигура. В руках у человека был револьвер.
Я потянулся к кобуре и заорал:
– Тихонов, ложись!
Но было уже поздно.
Человек в сером нажал на спусковой крючок револьвера, и пуля, выпущенная из него, вошла туда, где у Тихонова, как у любого нормального человека, находилось сердце.
Глава 22
Сомнений не было: Тихонов убит, в лучшем случае – смертельно ранен. После такого в живых не остаются, я в этом абсолютно уверен.
А серый сразу же, как уложил свидетеля, открыл огонь и по мне.
Ну, сука… Я бросился на землю, перекатился и с положения снизу пальнул в киллера. Стрелял без особой надежды на успех, поэтому не особо разочаровался, когда так и произошло: убийцу в сером даже не зацепило.
Но хотя бы на какую-то секунду сбил с него спесь. И то хлеб.
Не дожидаясь ответного хода, я снова сменил позицию, причём вовремя: на том месте, где я только что был, взметнулся ком земли, выбитый пулей.
Серый выстрелил ещё два раза (оба – мимо), развернулся и побежал. |