— Ты же только что сказал, что пристрелил бы этого ублюдка Лесухина!
— ободряюще проговорил Викентьев и, обойдя вокруг стола, положил руку Валере на плечо.
— Это в запале, в горячке — совсем другое! — Попов перевел дух. — А отказаться можно?
— Конечно, можно! — жестко ответил Викентьев. — На аркане‑то тебя никто не потащит! Только…
Он снова обошел стол и сел на свое место.
— Ты взрослый парень, серьезный и ответственный. И предложение тебе сделано серьезное. Наверное, его готовили, прорабатывали, согласовывали. Да и я, надеюсь, на дурашку не похож! Так что подумай, стоит ли отказываться!
Попов взглянул на каменное лицо подполковника и отвел глаза.
— Все равно эту работу кому‑то делать, если ты, подходящий по всем статьям, уйдешь в сторону — значит, подставишь менее готового товарища. Порядочно ли это?
Попов отчетливо понимал, что отказываться нельзя. Он не смог бы объяснить, откуда пришло это понимание, может, подполковник Викентьев излучал какие‑то биотоки, но чувствовал — отказ уронит его авторитет в глазах товарищей, да и сам он перестанет себя уважать как трусливого чистоплюя.
— А ребята тоже там, в этой группе? — сглотнул он. — Гальский, Тимохин, Сергеев?
Лицо Викентьева вновь стало живым.
— Узнаешь в свое время. Пока могу только сказать, что будешь работать со своими товарищами.
Викентьев улыбнулся.
— Так что не трусь! Согласен?
Попов, чуть помешкав, кивнул.
— И отлично. Сейчас напишешь рапорток, я продиктую… И, конечно, никому ни слова!
— И жене? — спросил Попов.
Викентьев на секунду отвел взгляд.
— Жена, конечно, дело особое. Работа ночная, не скроешь… Хотя придумать можно что‑то другое… — Викентьев немного подумал. — Знаешь что? Пока ничего ей не говори, а после первой операции — сам решишь. Захочешь — скажешь.
Попову показалось, что голос подполковника звучит довольно фальшиво. Вернувшись к себе, Попов долго не мог сосредоточиться. Механически сделал несколько телефонных звонков, составил запрос в Главный информационный центр, потом вызвал в коридор Гальского.
— Слушай, Женя, а кто такой Викентьев?
— Этот подполковник в зеленой форме? — переспросил Гальский. — Начальник отдела статистики в Управлении исправительных дел. Я его плохо знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Да так… — Попов ушел от прямого ответа. — Остановил меня, интересовался, что да как…
— Это за ним водится, — кивнул Женя. — Общительный мужик, добродушный.
— А‑а‑а, — протянул Попов и перевел разговор на другую тему. Добродушным Викентьев ему не показался, и он понял, что Гальский вряд ли сможет удовлетворить его любопытство по причине собственной неосведомленности.
Тот же вопрос он задал и Сергееву, когда они после работы выходили из УВД.
— Это интересный мужик. Волевой, я таких люблю. Каждое утро в любую погоду десять километров пробегает. И гирю‑двухпудовку из рук не выпускает, ладони — сплошной мозоль. Накачался до ужаса, подкову сгибает, арматурный прут вокруг шеи вяжет. Словом, молоток! Я его руку с трудом кладу, да и то за счет рычага…
Сергеев остановился.
— Давай зайдем в пельменную, — неожиданно предложил он. — Тут рядом, кооперативная. Вкуснотища! И чай отличный…
Попов не собирался задерживаться, да и у майора еще минуту назад были какие‑то свои планы. Видно, пельмени действительно хороши…
— Они только открылись, заявляются двое: мол, будете отстегивать штуку в месяц, иначе неприятностей не оберетесь, — рассказывал Сергеев, пока они спускались по пологой улице к вокзалу. |