— Давайте по порядку, — пророкотал он. — Доложите дело с начала. Все, что у нас есть.

— Вчера, около пяти утра, дворник Посмитный обнаружил на пустыре лежащую женщину и вызвал «скорую помощь». — Зайцев говорил как по писаному. — Врачи установили, что она мертва, и сообщили в райотдел. Потерпевшая — Коровина, пятидесяти шести лет, одинокая, без определенных занятий, вела антиобщественный образ жизни, поддерживала связи с сомнительными личностями: пьяницами, скупщиками краденого, спекулянтами. Перед смертью находилась в состоянии сильного опьянения.

Скончалась от избиения около двух часов ночи. В карманах обнаружены ключи от квартиры, пробка, мелочь — тридцать шесть копеек. В пятидесяти метрах к северу найдена клеенчатая сумка убитой, в ней — три разбитые бутылки из‑под коньяка «Энисели».

Следов на месте происшествия не было. Применялась собака, но через несколько кварталов потеряла след.

Из дома Коровина ушла вечером, часов в семь. Шла одна, была слегка выпившей.

Зайцев ненадолго задумался и добавил:

— У меня все.

— Версии и кто над ними работает? — почти без интонаций спросил Петровский.

— По коньяку похоже, что она как‑то связана с делом Федорова. Я на всякий случай запросил эти материалы. Но наиболее реально все же другое: пьяная ссора со случайным собутыльником. Есть и еще предположения: ограбление, месть, сексуальный мотив. Но это больше для плана.

— Версии надо выдвигать не для плана и не для проверяющих, а для отработки, — назидательно сказал Петровский и был, как обычно, прав, хотя знал не хуже любого из нас, что при любой проверке по линии прокуратуры области или УВД отсутствие в плане работы иных версий, кроме самых вероятных, будет расценено как упущение, проявление узости мышления, безынициативность.

— Что у вас? — Петровский перевел неподвижный взгляд на Фролова.

— Потерпевшая как будто ни с кем не враждовала, так что мстить ей некому. Денег и ценностей она никогда при себе не имела, и все это знали, так что грабеж исключается.

— Кто же и почему ее убил? — Петровский задал этот вопрос нарочно, чтобы заставить всех присутствующих почувствовать угрызения совести за свое незнание, за недостаточную активность и вообще за то, что преступник еще не сидит за решеткой. Такой у него был метод активизировать работу.

— Очевидно, ее избил кто‑то из собутыльников во время пьяной ссоры, — дипломатично ответил Фролов.

— Как будто, очевидно, кто‑то… — Петровский задумчиво уставился в окно, постукивая линейкой по краю своего стола. — Негусто. А что уже сделано?

— Допрошены соседи Коровиной, проведен осмотр ее квартиры, назначены экспертизы: судебно‑медицинская — трупа и криминалистическая — одежды убитой, — доложил Зайцев.

— Негусто, негусто, — как бы про себя проговорил Петровский, все так же глядя в окно, будто решал в уме задачу исключительной сложности.

— Не так уж и мало за один день, — возразил Зайцев, но прокурор, не обратив внимания на эту реплику, продолжил:

— Что сделано остальными?

Наступила очередь Есина.

— В настоящее время отрабатывается подучетный элемент, лица, склонные к совершению насильственных преступлений, ранее судимые. Проверяются связи Коровиной. Крылов делает повторный обход в районе, где собака потеряла след, Гришанин — в районе места происшествия. Ищенко и Багров проверяют версии мести и ограбления.

— Есть конкретные результаты? — Прокурор посмотрел на меня, подождал, пока я отвечу «нет», затем выслушал аналогичные ответы от Гришанина и Ищенко.