— Не то! Наручники… — чуть свободней сказал Викентьев.

Попов метнулся в сторону, поднял тяжелую железяку, откинул скобы амбарных замков.

Щелк! — широкое, поросшее волосами запястье зажала толстая полоса стали.

— Теперь вторую…

Раздался еще один щелчок.

— Все! — выдохнул Викентьев. — Здоровый слон! Ну ничего, эти не сломает.

Дверь в отсек смертников распахнулась.

Дежурный капитан с пистолетом в руке молодецки ворвался внутрь, мгновенно оценил обстановку и спрятал оружие в кобуру.

— Готов? А я объявил тревогу…

Следом, сутулясь, вошел пожилой прапорщик с поста у входа в особый корпус. Его вид сводил на нет старания капитана изобразить готовность к решительным действиям.

— Дайте отбой и проверьте камеры! — приказал Кленов, обозначая свое участие в стабилизации обстановки.

Удав сидел на полу с заведенными назад руками и утробно икал.

— Я вас зубами порву, петухи сучьи! — проговорил он сквозь икоту. — Хер меня на луну отправите!

В голосе была такая убежденность, что Попову стало не по себе.

Мятый капитан впечатлительностью не отличался.

— Сдохнешь, куда ты денешься, — сказал он и саданул Удава что есть силы по голове. Раздался звук, будто ударили по тыкве. — Тебе по земле нельзя ходить. Не вынесет тебя земля‑то…

Капитан замахнулся еще раз, но Викентьев перехватил руку.

— Все! — отрезал он и сделал запрещающий жест трем пострадавшим прапорщикам, которые немного оправились и явно собирались взять реванш.

— Все, я сказал! Передача состоялась!

— Жаль… Остался бы у нас на ночь, — массируя челюсть, невнятно произнес самый здоровый и выплюнул кровавый сгусток.

— Испугал, сучий потрох! — Удав сильно кренился на правый бок, но сумел изобразить перекошенным ртом презрительную улыбку. — Мешок с говном, вот ты кто! Я б тебе все бебихи отбил, как мне эти волкодавы!

Скрючившись, он шлепнулся на бетон.

— Жаль! — повторил здоровяк и под пристальным взглядом Викентьева нехотя шагнул назад.

— Ничего, сколько ему… — успокаивающе проговорил пожилой с выражением безграничной притерпелости на лице. — Все равно уж…

Он дал понюхать нашатыря четвертому прапорщику, который ударился о стену и сейчас оглушенно потряхивал головой, тяжело приходя в себя. Потом подобрал резиновую галошу и, подойдя к лежащему на боку Удаву, надел ему на босую ногу.

— Вот теперь порядок…

— Ну что? — безразлично спросил Кленов, глядя куда‑то в сторону.

Викентьев взял Удава за шиворот, рывком посадил. Тот застонал.

— Падла, ребро сломал…

— А ты думал, тебя шоколадками угощать будут? — нехорошим голосом спросил второй номер и приготовился поставить Удава на ноги.

— Вы бы ему и ноги заковали, чтоб не дергался, — посоветовал пожилой контролер. — Все спокойней будет. Дорога неблизкая…

— Какая еще дорога? — сверкнул глазами Удав.

— Верно, — согласился Викентьев. — Давайте «браслеты»…

И, наклоняясь вместе с Сергеевым к Удаву, вполголоса бросил Попову:

— Двадцать один.

На условном, чтобы не понимал объект, языке это означало «контроль головы». Но Попов забыл про существование кода и не двигаясь смотрел, как второй и третий номера пытаются замкнуть не приспособленные для этого наручники на волосатых щиколотках объекта.