— Вы? — простодушно спросила Айрин и покраснела, догадавшись о возможном дополнительном значении вопроса. — Я хочу сказать, вы ведь разводите лошадей, не так ли? У вас их так много.

— В действительности мне принадлежат лишь немногие из них, — пояснил Ли. — Но в Хиллтопе есть условия для разведения лошадей, как вы верно заметили.

— Но…

Айрин окончательно смутилась, а он продолжал просвещать ее:

— В основном я занимаюсь тем, что содержу лошадей, принадлежащих другим людям. Я могу устроить так, чтобы кобылу покрыли, если такова будет воля владельца. Но большая часть работы связана с тренировкой молодых животных и уходом за ними, как, я уверен, вы уже знаете.

— Но вы ездите на собрания конезаводчиков.

— И на лошадиные торги — как здесь, так и в Штатах. Хотя обычно участвую в них с кем-нибудь на паях.

— Я думала… — начала Айрин и растерянно замолчала.

Ли издал короткий смешок.

— Что? Что все лошади, содержащиеся в здешних конюшнях, мои? — шутливо спросил он. — Я отнюдь не богач, Айрин, какое бы впечатление вы ни вынесли из чтения бульварных газет двухлетней давности.

— Я вовсе не подразумевала… — Айрин сделала беспомощный жест. — Расскажите о том, как вы начинали. Вы всегда хотели работать с лошадьми?

— Вообще-то, я хотел стать психологом, — грустно признался Ли. — Но мой отец даже слышать не хотел ни о чем подобном. Видите ли, я был единственным его отпрыском, и он был решительно настроен передать дело мне, когда уйдет на покой.

— И вы не возражали? — удивилась Айрин.

— Возражал как бешеный, но это не дало никакого результата, — поморщившись заметил Ли. — Но я тешу себя мыслью, что нашел полезное применение своим природным склонностям.

— Каким же образом?

— Говорят, что при тренировке лошадей психология играет немаловажную роль. Вы сосредоточиваетесь на трех вещах: физических возможностях животного, степени подготовки и психической приспособляемости. Многое зависит от темперамента лошади. У вас может быть самое приспособляемое животное в мире, но, если у него плохой характер, вы мало что можете с этим поделать.

— Значит, вы способны это определить? Я имею в виду… — Айрин подбирала слова, — ну, что лошадь… вредная?

Ли долго молчал, и она подумала, что уже не дождется ответа. Но потом он сказал:

— Если вы пытаетесь выяснить, почему моя жена решила сесть на лошадь, заведомо зная, какой у той норов, то спросите об этом прямо. Нельзя сказать, чтобы мне не задавали этого вопроса раньше.

— Да нет. — Айрин с сожалением признала, что ее маневр не удался.

Ли усмехнулся:

— Правда заключается в том, что Асти — так звали лошадь — лишь временами демонстрировала дурной нрав. Но я все равно подумывал избавиться от нее.

Айрин немного поколебалась, прежде чем спросить:

— Полагаю, вы жалеете, что не сделали этого?

— Да, конечно! — В его голосе звучала вполне объяснимая горечь. — Но если бы я это сделал, то вынужден был воспитывать двух чужих детей.

— Кристи ваша! — воскликнула Айрин. — Как вы можете в этом сомневаться? У нее ваши волосы, глаза, рот… — Она остановилась, едва не задохнувшись. — Я… я уверена, вам не стоит беспокоиться на этот счет.