– Да, отказался, сэр. Я знал, что если бы я тогда сказал об этом, то обвинили бы Бартона – вот я и не стал ничего говорить. Вам, сэр, я расскажу сейчас все; да только рассказывать-то почти нечего. Это пистолет моего отца, и они с Джоном Бартоном в давние годы любили ходить в тир стрелять и всегда брали с собой этот пистолет – они хвастали, что он хоть и старый, но бой у него точный.

Джем мысленно выругал себя, заметив, как вздрогнул при этих словах мистер Карсон, но каждое такое невольное свидетельство глубокого чувства вновь пробуждало в сердцах их обоих сочувствие к старику. Джем продолжал:

– Как-то на неделе… кажется, это было в среду… да, в день святого Патрика…  когда я шел домой обедать, я встретил у наших дверей Джона. Матери не было, и он никого не застал. Он сказал, что пришел попросить пистолет, и даже сам взял бы его, да только не смог найти.

Мать боялась пистолета, поэтому после смерти отца (пока он был жив, она вроде думала, что он с ним справится) я спрятал его у себя в комнате. Я сходил за ним и отдал его Джону, который все это время ждал на улице.

– А как он объяснил, зачем ему понадобился пистолет? – торопливо спросил мистер Карсон.

– Тут он, по-моему, ничего не сказал. А сначала он что-то пробормотал про тир, и я решил, что он опять решил пострелять там, как когда-то с моим отцом.

Пока Джем говорил, мистер Карсон сидел выпрямившись и напряженно слушал его, но теперь напряжение прошло, он откинулся на спинку стула, сразу ослабев и обессилев.

Однако он тут же снова выпрямился, потому что Джем снова заговорил, стремясь сообщить все подробности, которые могли бы интересовать несчастного отца.

– Я и понятия не имел, для чего ему понадобился пистолет, пока меня не арестовали. А почему он решился на это, я и до сих пор не знаю. Конечно, никто не станет меня осуждать за то, что я не попробовал обелить себя, впутав в дело старого знакомого нашей семьи – друга моего отца, отца девушки, которую я люблю. Поэтому я наотрез отказался рассказывать об этом мистеру Бриджнорсу и сейчас не сказал бы об этом никому, кроме вас.

Джем сильно покраснел, когда косвенно упомянул о Мэри, но его честный, смелый взор, не дрогнув, встретил пронизывающий взгляд мистера Карсона и убедительно говорил о его невиновности и искренности. Мистер Карсон не усомнился, что Джем рассказал ему все, что знал. Поэтому он обратился теперь к Джобу Легу:

– Вы все время были в комнате, когда Бартон говорил со мной, не так ли?

– Да, сэр, – ответил Джоб Лег.

– Прошу извинить меня за то, что я буду спрашивать вас прямо, не смягчая вопросов. То, что я сейчас узнаю, меня немного утешает. Не знаю, почему, но это так. Скажите, а прежде вы не подозревали Бартона?

– Нет, клянусь богом, нет! – торжественно произнес Джоб. – Сказать по правде (и ты уж прости меня, Джем), мне порой сдавалось, что это сделал Джем. Хотя временами я был так же твердо убежден в его невиновности, как в своей собственной, а уж когда я принимался рассуждать, то ясно понимал, что такой человек, как Джем, не мог бы этого сделать. Но Бартона я никогда не подозревал.

– И все же, судя по его признанию, он должен был отсутствовать в это время, – сказал мистер Карсон, вновь заглядывая в свой лист.

– Это правда. И вернулся он не скоро – я сейчас не могу точно сказать, через сколько дней. Но, видите ли, человек очень часто многого не замечает даже у себя под носом, пока ему не скажут. И если б я не услыхал, что сказал вам Джон Бартон в тот вечер, я бы ввек не догадался, что могло толкнуть его на это; ну, а что касается Джема, то стоит только взглянуть на Мэри, и сразу ясно станет: ему было из-за чего ревновать.

– Значит, по-вашему, Бартон ничего не знал о том, что мой сын имел несчастие… – он взглянул на Джема,-… ничего не знал о внимании моего сына к Мэри Бартон? Но ведь Уилсон знал об этом.