— Хотелось бы, — ответил Алексей Максимович. Говорил он негромко, глуховато и чуть монотонно, но четко и раздельно.

— Н-ну… — вкрадчиво произнес Самородов и даже вроде как подмигнул, словно собирался сообщить какой-то секрет. — Пойдем-ка, в машину ко мне…

Они сели в автомобиль Семена Семеновича. Предусмотрительно подняв не по стандарту тонированные стекла, Самородов достал из кармана нетолстый бумажный пакет, в котором по очертанию угадывалась пачка денежных купюр.

— Держи, Алексей Максимыч, — сказал он, передавая пакет. — Как обещано… Как раз хватит, чтобы строительство закончить.

Тот принял пакет, замешкавшись на крохотную долю секунды. Самородов заметил это легкое замешательство.

— Ты поднажми на них, на джамшутов своих, — быстрее заговорил он. — Пусть резвее шевелятся. Ну, пообещай им премию небольшую, чтобы не расслаблялись. Или пинков навешай. Зато зиму зимовать уже в своем доме будешь.

Алексей Максимович молча спрятал пакет за пазуху.

— Расписочку! — сказал Семен Семенович, доставая из бардачка папку, а из папки — бумажный лист, чистый, если не считать пары строчек внизу, подкрепленных печатью и подписью. — Не обижайся, это не от недоверия, а… сам понимаешь. Черкни, как обычно. Все чин чинарем, нотариус уже заверил… авансом, так сказать, — он человек свой. Держи ручку.

— Великое дело — свой дом, — продолжал Самородов, глядя, как Алексей Максимович, положив лист на папку, а папку утвердив на колене, выводит аккуратные буквы. — Ты, небось, в таком не живал, всю жизнь по квартиркам, а я тебе со всей уверенностью могу сказать: настоящим хозяином можно себя только в собственном доме чувствовать. Что в квартире? За стенкой алконавт дядя Петя сапогом жену гоняет, снизу дрель с утра до вечера свистит, сверху… у какой-нибудь старой манды батарею прорвало. По свету под окнами бабульки кудахчут, как стемнеет, малолетние упыри ржут. За парковочное место опять же каждый вечер лаяться… Раз в месяц управляющая компания сшибает бабло, якобы, за содержание дома и ремонт — а в подъезде стекла выбитые, из подвала канализацией несет, во дворе грязь непролазная и ямы… Да что я тебе рассказываю, сам лучше меня все это знаешь — в такой уж стране живем. То ли дело — свой дом… Нет, брат Алексей Максимыч, себя надо уважать. Если есть возможность, уж постарайся себя и свою семью устроить в достоинстве и спокойствии. А если нет возможности — ее, возможность эту, надо обязательно изыскивать, правильно? Ты, как умный человек, понимаешь, если б мы о себе самих не заботились, кто бы еще о нас позаботился? А?

Монолог этот Семен Семенович Самородов произносил с интонацией поучительной, вроде как старший делится опытом с младшим. Но в речи его неуловимо проскальзывали нотки несколько… заискивающие. Словно Самородов боялся, что собеседник вдруг возьмет и возразит ему.

Но Алексей Максимович не возражал. Молча слушал, спрятав глаза под черные косматые брови. Только раз ответил на очередное риторическое «правильно?» мычащим «м-да», совмещенным с неглубоким кивком.

— Вот и хорошо, — услышав это «м-да», быстро свернул тему Семен Семенович. — Удачи тебе. Джамшутов погоняй, не стесняйся. Это народ тако-ой, им лишь бы резину подольше потянуть на твоих харчах… А если вдруг финансы опять закончатся, сразу дай мне знать. Помогу без вопросов. Да, забыл спросить, что с машиной-то твоей? Разобрался?

— Да нет пока… — отозвался Алексей Максимович несколько удивленно; видимо, этого вопроса он не ожидал. — Она как-то… вроде все в порядке с ней, только иногда вдруг ни с того ни с сего закапризничает.