— Да, — кивнул отец. — Хотел… Нам надо поговорить. Может, пойдём по парку погуляем?

— Ну пойдём.

Мы пошли. Сосновый парк тянется вокруг всего больничного городка, окружает его кольцом. Парк хороший, как лес, в грибные годы здесь даже маслята встречаются. А удобных тропинок так и не сосчитаешь. И скамейки полагаются.

Отец шагал первым, я за ним. Он всё молчал, потом вдруг остановился возле толстой сосны.

— Тут, Никита, такое дело… — начал он. — Видишь ли, я серьёзно влип, да… С этой аварией…

Я молчал. Ждал, пока сам не скажет.

— Я там напортачил. — Отец поморщился. — Послал Котлова, а он… ну, сам знаешь. В реанимации теперь. Вот… Комиссия приезжает разбираться. Поэтому мне… Поэтому так… Я тебя попросить хотел.

— Да?

— Да. Да, хотел попросить. Я не знаю, сколько тут пролежу… Наверное, мне придётся тут задержаться…

У отца как-то нос даже задёргался. И щека. Тик, что ли? Сейчас, наверное, скажет.

— Я хотел тебя попросить. — Отец, видимо, решился. — Об одном деле… Это очень важно для меня. Ты не мог бы для меня кое-что сделать…

Отец замолчал. В левом плече опять стало неприятно и холодно, но не вчерашняя ледяная капля, а настоящий тяжёлый орден вплавился в кожу.

— Ты можешь мне здорово помочь, — тихо сказал отец.

— Хорошо.

У меня проскочила дикая мысль — сейчас отец попросит раздобыть ему яд. Чтобы он мог уйти из жизни с достоинством, а не мучиться полтора месяца. И я тут же судорожно принялся думать, что мне делать? Рассказать матери? Попытаться отговорить? Подсунуть вместо яда глюкозу?

— Помочь… Это может тебе показаться…

Он вдруг замолчал. Я ждал. Когда закончится. Всё это.

Отец шумно выдохнул:

— Месяц, наверное, мне придётся проваландаться, а дров у нас нет… — сказал он.

Вот так так! Оказывается, дело в дровах!

— Что? — Мне показалось, что я ослышался.

— У нас один мужик лежит, — отец с каким-то облегчением улыбнулся, — он в гортопе работает, говорит, что в августе дрова подорожают.

— Дрова? — тупо спросил я.

— Дрова сильно подорожают. А у нас дровяник пустой совсем. Вот я чего и хочу тебе сказать. Вы с матерью выпишите машины две… а лучше три — горбыля, потом возьмите у Сухорукого за бутылку пилу…

— Ты что, об этом хотел со мной поговорить? — перебил я.

— Ну да, — кивнул отец. — Об этом. Сам понимаешь, я могу тут проваляться долго ещё, я говорил, а горбыль лучше всего сейчас выписывать, когда подорожает, то уже поздно…

Он врал. Он явно врал. И мне обидно было, что отец меня за дурака держит. Он думает, что я не понял. А я ведь не был дураком, я понимал, что историю про дрова он придумал только что, у сосны.

А главного так и не сказал. И ещё я понимал, что если я сейчас буду его расспрашивать, то он и вообще ничего не скажет. Поэтому я сделал равнодушное лицо и сказал:

— Дрова можно напилить. Только времени у меня мало, отработка у меня. А от Сеньки толку нету. А если дождь пойдёт? Погниют. Так что, может, не стоит выписывать?

— Ну да… — Отец почесал подбородок. — Да, правильно. Молодец! Думаешь! Ну ладно с дровами, с дровами сам разберусь, хуже, если грибы пойдут…

— Хуже, — согласился я.

— Да… — Отец потянулся за табаком, но потом передумал.