— Опять «Операция „Преисподняя“»? — ехидно осведомилась Родионова. — Опять про подземные танки?

— Не, «Последняя война». Интересно. Там про это, про то, как…

— Проклятые капиталисты чуть не уничтожили мир, — закончила Катька за меня.

— Ну да. В общих чертах. Но мы вместе читаем. Можно загадать желание.

— Я загадала.

— Я тоже.

Мы помолчали.

— Слащёв, — сказала Катька через минуту, — ты работать будешь?

— Не знаю. Я сторонник свободы личности…

— Короче, если решишь поработать, приходи в музей. Там поговорим.

И нагло разъединилась. Профессор Блэксворт облучил Е-лучами русскую выхухоль, русская выхухоль сдохла.

Я рассоединил провода, заложил книжку пиковой дамой и вышел на улицу.

Сенька сидел на моём крыльце и изучал карту. У него универсальная карта — он на ней всё обозначает: крестиками — места обнаружения и захоронения своих покойничков, кружочками — места метеоритных экспедиций.

— Жаль, что ты не в Египте живёшь, — сказал я.

— Почему?

— А ты не слышал? Это же классический случай, во всех газетах писали и по телику говорили. Как в Египте метеорит убил собаку. Просто мечта настоящая. И метеорит — и дохлая собака. Вот тут бы ты развернулся!

Я рассмеялся. Сенька тоже хихикнул.

— Смешно, — сказал он. — Я гляжу, тебя вдруг на трудовые подвиги потянуло?

— А тебя? Так и будешь дохлятину по окрестностям собирать?

Сенька многозначительно улыбнулся.

— У Шахова псина болеет, — сообщил он. — Мастино неаполитано, ну Диоген, ты знаешь, синего цвета. Он старый уже, рак у него.

— У Шахова?

— У какого Шахова, у псины его. На спине опухоль с два кулака, морда белая, не жилец. Издохнет скоро. А Шахов к нему привязан, он его чуть ли не с ложечки выкормил. Он ко мне уже обращался.

— Диоген?

— Шахов, идиот.

— Да? Прямо обращался?

— Ага, — мечтательно сказал Сенька. — Прямо обращался. Говорит, если сделаешь всё по высшему классу, сто баков подгоню.

— Как это по высшему классу? — не понял я.

— Ну как, как, — как водится, значит. Могила, скромная процессия, аккуратность, элегия из магнитофона.

— На кладбище же нельзя собак хоронить, там же только люди…

Я даже оторопел немного.

— Люди… Собаки — они же тоже как люди, — изрёк Сенька, — только говорить не умеют. К тому же это… собака — друг человека, это всем известно.

Я громко постучал себя по голове.

— Сеня, ты со своим метеоритом вообще… Кто тебе разрешит на кладбище собаку хоронить?

— Мне, конечно, не разрешат, — Сенька ухмыльнулся, — а Шахову разрешат, он человек авторитетный.

Мне нечего было сказать, я промолчал. Мэр города с моим братцем собираются похоронить на кладбище складчатую синюю седую собаку. Без комментариев.

На физиономии Сеньки сияло торжествующее выражение.

— А чего он в «Ритуал» не обратится? — я попытался это бодрое настроение испортить.

Лицо брата переплавилось из торжествующего в презрительное.

— «Ритуал»! — хмыкнул он. — Лошконавты, а не «Ритуал»! Да они покойников на грузовике возят!

— А ты что, катафалк, что ли, организуешь?

Сенька загадочно промолчал, потом сказал:

— Матуха на измене, сам видишь.