Потом в знак уважения закрыл глаза солдата, но не остановился, чтобы почтить его память. Последние его человеческие чувства остались у подножия статуи. Он вернулся в свою уютную нору — спальню в нескольких кварталах отсюда и на пару уровней выше, — где начал проверять найденное снаряжение. Хеллган с двумя дополнительными батареями. Шесть фраг-гранат, сухой паек и аптечка, ему ненужные. Он надел пояс с подсумками для гранат и хотел оставить противогаз, но остановился, глядя в его пустые линзы.

Он повернул маску и натянул на лицо. Шершавая ткань царапала щеки, линзы сузили боковое зрение. Однако чувствовалось и что-то успокаивающее в таком взгляде на мир глазами гвардейца Крига. Он ощутил, что словно бы сделал шаг вовне, глядя на жизнь, но не являясь уже ее частью. Единственное, что он слышал, был шелест сухого, отфильтрованного через респиратор воздуха. Приятное ощущение. Правильное.

И когда Гюнтер увидел свое отражение в неразбитом окне, то зрелище тоже оказалось правильным. Это было то, что нужно. Поэтому, вместо того чтобы снять маску, он надел воздухоочиститель, продев руки в лямки и забросив его за спину. Ранец был тяжелым, но Гюнтер с радостью принял его вес. Потом Гюнтер пристегнул гренадерские наплечники, нагрудный панцирь, налокотники и наколенники. Шлем был слегка великоват, но Соресон все равно надел и его. А сверху натянул угольно-серую шинель.

Теперь он был готов.

Гюнтер вышел на улицу, сжимая в руках хеллган. Тщательно его почистил, приноровился к нему, и теперь в его руках он стал надежным оружием. Соресон знал, что один сможет сделать не много, не стал обманывать самого себя. Он слышал, что Император скорее уничтожит Иероним Тета, чем отдаст ее врагу. Гюнтер верил в это, но верил и в то, что если кто и сможет пережить планетарный катаклизм, так это некроны. Они могут переброситься с этого мира на другой, вновь начав цикл разрушений.

Он шел к их гробнице, выпрямив спину, с гордо поднятой головой, не пытаясь скрываться на этот раз. «Пусть некроны видят меня, — думал он, — пусть идут». Что они после всего случившегося могут сделать? Что еще могут забрать у него?

Гюнтер Соресон мертв, вместе со всем, что ценил в своей бессмысленной жизни. На его месте, в его теле жил лишь солдат. Солдат без приказов, но с чувством нового смысла, единственного, что когда-то был у него.

Он вспомнил, что говорили ему инструкторы перед его первым боем: убийство хоть одного врага оправдает твою жизнь. Он уже сделал много больше. Теперь он сражался за других, за тех товарищей, что оказались не столь везучи, как он, погибли, не исполнив долга. У него больше не было имени и лица. Соресон олицетворял их всех и нес их души в своей.

Он становился героем.