— Интересный сценарий. Пожалуй, я соглашусь с вашим умозаключением.

— Вы можете назвать время смерти?

— Шесть вечера, плюс минус минуты.

— Смотрю я на вас, доктор, и поражаюсь. Всю ночь на ногах, потрошили трупы, а бодрый и свежий как огурчик.

— Маленький, зелененький, прыщавенький. Мне тридцать шесть лет. Пока энергии хватает. Но я хочу рассказать о втором трупе. Лезвие кортика прошло между ребрами и поразило левое легкое. Смерть наступила не сразу. Минут десять он еще жил, но внутреннее кровоизлияние решило его судьбу. Вероятно, метили в сердце, но промахнулись.

— Женщина могла нанести такой удар?

— Кортик — орудие обоюдоострое. Тут сила не нужна. Вот если бы попали в ребро, тогда другое дело.

— Кто вам сказал о кортике?

— Медэксперт.

— В котором часу наступила смерть?

— Около пяти.

— На час раньше, чем смерть Ветровой?

— Несомненно. Вот об этом трупе можно сказать, что его волокли. Ноги, колени поцарапаны.

— Возможно, он перелезал бетонный забор.

— Вам виднее. Под ногтями обнаружена собачья шерсть, на одежде тоже. Что касается собаки, то она погибла от укола. Тот же морфий, однако на шее есть следы удушения. Парадокс. Кому нужно душить мертвую собаку или кому нужно делать укол задушенному псу? Время смерти сказать не могу. Возможно, у псины была температура или какая-то непонятная болезнь — окоченение неравномерное.

— Не этот же хлюпик мог задушить волкодава, да еще без укусов остался.

— Но и укол пес не дал бы себе сделать чужому. Мне кажется, убитого паренька долгое время держали в каком-то подвале. В легких много цементной пыли.

— Как у всякого бомжа.

— Конечно. Организм у него истощен. В чем душа держалась... Хорошо. Остальное прочтете в отчете. Вы меня извините, но мне смену сдавать надо.

— Да-да. Я понимаю. Спасибо за разговор.

— О чем вы? Это моя работа.

Трифонов пожал руку молодому человеку и пошел по аллее к административному корпусу психиатрической больницы, которой руководил Никита Михайлович Кмитт. Этот человек много лет являлся домашним врачом семьи Ветровых, и, по утверждению живущих в доме, покойная доверяла своему доктору.

Секретарша в приемной напоминала учительницу начальных классов сельской школы. Ни внешности, ни форм. Серое пятно на стуле и белоснежный халат.

— Доктор будет позже. А вы кто? Что передать?

— Я следователь из областной прокуратуры.

— Это по поводу гибели Анастасии Ивановны?

— Верно. Доктор Кмитт наблюдал ее? Я хотел бы поговорить с ним. Мне кажется, он догадывался, что может произойти несчастье.

— Мне тоже так кажется. — Секретарша тут же превратилась в заговорщицу. Возможно, у нее не хватало подруг, а язык не любил покоя. Вчера он не приходил на работу вообще. А сегодня утром пришел раньше обычного. Он стал очень странным в последнее время.

— В чем эта странность выражалась?

— История началась полгода назад. Из Москвы приезжал профессор. Я не помню его имени. После его отъезда доктор Кмитт ходил сам не свой, а потом взял двухнедельный отпуск и заказал билеты в столицу. Пробыл он там около трех недель и вернулся с опозданием. Ходил мрачнее тучи. Я работаю с ним около двенадцати лет, но он никогда раньше не ездил в Москву. До сих пор ходит как в воду опущенный.

— Но в воду не его опустили. Связи я тут не вижу.

— Да-да, мы все уже знаем. Связь есть! Сегодня утром, когда ему позвонили и сказали о несчастье, он как стукнет кулаком по столу, как закричит: "Успели сволочи! Я так и знал!" Схватил плащ и ушел.