Больной дрожащей рукой схватил ложку и с жадностью проглотил ее. Силясь улыбнуться, он произнес:

– - Я выздоровею?

Остроухов кивнул головой.

– - Так дай мне еще! дай!

– - Довольно!

– - Когда же мне еще принять?

– - Через два часа.

– - Через два! -- повторил с досадой больной и потребовал часы к себе, но закашлялся и долго лежал, ничего не говоря.

Остроухов, по болезни не присутствовавший в тот вечер в театре, не мог понять причины такого состояния своего друга. Правда, он кашлял и жаловался на боль в боку после своей ночной прогулки за город; но отчего болезнь вдруг так усилилась? и на что ему деньги, к которым он так был равнодушен прежде?

Всю ночь больной тревожился, поминутно будил дремавшего Остроухова, чтоб не пропустить часу, когда надо пить лекарство.

– - Ты спишь? -- спрашивал больной.

– - Нет! а что? -- отвечал с раскрытыми глазами Остроухов.

– - Не пора ли лекарство?

– - Ты недавно принимал.

– - Как это можно! уж я лежу, лежу, -- и, изменив голос, он продолжал: -- Знаешь ли что: мне кажется, я здоров, а только устал. Я завтра сам пойду просить о деньгах… Пусть меня заставляют играть всякий день и что хотят… Да, я всё, всё буду играть… "О чем шумите вы…" -- как бы пробуя свой голос, произнес Мечиславский, но закашлялся; после этого он потребовал роль, и, как ни уговаривал его Остроухов успокоиться, больной принялся читать ее; но ему всё казалось темно, ослабевшая рука с ролью падала, глаза сами собой закрывались, и Мечиславский тяжело вздыхал при каждой попытке читать роль.

Глава XXIII

Рано утром Мечиславский разбудил Остроухова, посылая его скорее к содержателю театра. Остроухов заикнулся было, что еще очень рано; но больной страшно рассердился и так горько заплакал, жалуясь, что никто его не любит и что одна лень его друга придумывает такие отговорки. Остроухов стал одеваться, чтоб утешить больного, который следил за каждым его движением и торопил его. Когда Остроухов вышел из комнаты, больной свободнее вздохнул и закрыл глаза; он так лежал довольно долго; стук в двери заставил его пугливо приподнять голову, и он слабым голосом спросил:

– - Кто там?

– - Я… доктор! -- высунув голову, отвечал вчерашний доктор.

– - А, пожалуйста, войдите! -- И лицо больного просияло.

Доктор вошел, потер руки и потом уже подошел к кровати, на которую переложили больного. Он пощупал пульс, сделал гримасу и спросил:

– - Вы принимали лекарство?

– - О, как же!

– - Ну, где вы чувствуете сильнее всего боль?

– - Я?.. голова! и здесь!

И больной указал на левый бок.

Доктор сел писать рецепт, а Мечиславский стал разглядывать его лицо, которое не отличалось большой нежностью. Больной несколько раз раскрывал рот, чтоб говорить, но не мог -- от боли или страха; наконец он тихо прошептал:

– - Доктор, доктор!

– - Что вам угодно? -- спросил доктор, не отнимая глаз от рецепта.

Больной молчал.

– - Верно, чего-нибудь кисленького, пить или кушать?.. Нельзя, нельзя!

– - О нет… я хочу знать только, опасно я болен… или только так…

Доктор подошел к кровати больного, который продолжал с большой расстановкой:

– - Я еще не стар…

– - Вы женаты?

Мечиславский покачал головой.

– - У вас есть мать, отец, дети?

– - Нет! но я…

Доктор задумался и в умоляющих глазах больного, устремленных на него, казалось, искал чего-то.