— Это я сам понимаю, — мягко оборвал Отто. — Проясни твою мысль о Вольфе.

— Берем Вольфа, допрашиваем, уколем какой-нибудь дрянью, и в багажнике под видом дипломатического груза увезем в Берлин — а там сдаем его и его сообщников Гитлеру, — лаконично посоветовал Ваня. — Как среагирует фюрер?

— Раненый зверь вдвойне опасен, — задумчиво ответил Скорцени. — Я не завидую тем, кто попадет под его гнев, кем бы они ни были. Но это очень опасно. Для нас, опасно. Не стоит недооценивать противника. Это резко! Я могу съездить в Италию и переговорить с Кессельрингом, он мой друг. Как только он узнает, что ему может грозить, сразу откажется идти на поводу у Вольфа.

— Не опасней того, что мы уже сделали, делаем и будем делать, — парировал Иван. — Окончательное решение примем после того, как развяжем язык Вольфу. Anfang gut, alles gut#! Не так ли? Мы знаем все: когда он прибывает, где они будут встречаться — все. Возьмем на обратном пути. Операция нетрудная. Действовать будем под своими истинными личинами. Швейцария не будет вмешиваться — арест Вольфа внутреннее дело Германии. Я переговорю с Роже Массоном. Американцы? Плевать на них, к тому же, МакМерфи сам не сторонник переговоров, мало того, он кипит от гнева, что его отодвинули.

К тому же, у нас есть путь отступления — мы лишь выполнили свой долг, арестовали предателя. Кто нам сообщал, что он действует в государственных интересах? Правильно — никто. А еще, у нас появляется козырь — после этой операции ни Борман, ни Кальтенбруннер, ни Шелленберг и даже рейхсфюрер не осмелятся нас тронуть. Если, конечно, они усидят в своих креслах. Фюрер страшен в гневе.

— Они не осмелятся публично нас тронуть, — заметил оберштурмбанфюрер. — Но они вполне осмелятся просто приказать нас убить. Хорошо, Алекс, в целом я не против. Но надо многое обдумать. Завтра утром я сообщу свое решение.

— Шелленберг настоятельно требует моего контакта со своими людьми здесь, — напомнил Иван. — Под надуманным предлогом ликвидации несчастного Штирлица. Сам знаешь — просьба уже переросла в немедленный приказ. У меня складывается впечатление, что он просто собрался меня перевербовать. Либо выбить все, а потом ликвидировать. Надо с этим что-то решать и срочно.

— Знаешь, что Штирлиц натворил? — вдруг улыбнулся Скорцени. — Никогда бы не подумал. У парня, наверное, просто мозги вскипели. Я недавно случайно узнал.

— Говори... — Ваня сходил за бутылкой и плеснул в бокалы себе и Отто коньяка.

— Он сбежал, отправился в командировку и исчез. Прозт!

— Прозт. Тогда понятно.

— Но это не все, — оберштурмбанфюрер состроил загадочную физиономию. — Далеко не все.

— Что еще? Нагадил на стол в кабинете Шелленберга? — Ваня улыбнулся, вспомнив анекдоты про Штирлица.

— Примерно. Он разослал служебные записки в запечатанных конвертах Шелленбергу и Мюллеру и устроил так, что их вскрыли в одно время, когда он был уже заграницей. А там... — Скорцени заржал. — Там на листе бумаги был нарисован хер! Представляешь, очень дословно изображенный здоровенный мужской член!

Ваня хмыкнул:

— Действительно сошел с ума парень.

А сам не очень удивился. Штирлиц, что с него возьмешь. Жан Жаныч закончил свою роль очень дословно с анекдотами.

— Ну так что будем делать с людьми Шелленберга?

— Сходи, — посоветовал Отто. — Как раз узнаем, что они от тебя хотят. А я с Вилли вытащу если что.

— Опять мне первому лезь в дерьмо... — преувеличенно огорченно заявил Ваня. — А если меня просто пристрелят?

Скорцени флегматично пожал плечами: мол, от судьбы не уйдешь и добавил:

— Тебе везет, Алекс, надо пользоваться пока везение не закончилось.