Дух младенца преследовал Женщину. Даже сейчас.

Детям не терпелось, чтобы она признала в них охотников, способных действовать самостоятельно. Женщина понимала, насколько дело опасно. Именно такая поспешность и убила одиннадцать лет назад всю ее семью. Прошлой ночью некое смутное чувство сказало Женщине, что из тумана на них надвигается новая катастрофа, что дети не просто гоняются за тенями или ищут крабов под луной, а затеяли самую настоящую охоту – охоту, таящую смертельную опасность для них всех.

Женщина вложила нож в ножны, перевела взгляд на белый пакет, одиноко стоящий у стены в дальнем конце пещеры. Внезапно все ее тело прошиб дикий озноб.

В каком-то смысле это ее ошибка. Она слишком часто и на протяжении слишком многих дней и ночей рассказывала детям о другом ребенке – том, что жил на холме, – и о той силе, что таится в крови детей. Это лишь подогрело их нетерпение, теперь Женщина понимала это. Вот они и решили самостоятельно напасть на того ребенка, его мать и ту девушку. Они хотели как лучше, однако получилось ровно наоборот – хуже некуда.

Ребенок задохнулся в пакете, ему там нечем было дышать.

Кровь не пролилась.

Кровь не высвободили.

А ведь именно в подобном освобождении и таилась самая грозная их сила. Пустить кровь – означало высвободить дух и таящуюся в нем силу. Как бы ни противилось тело, дух останется благодарен всегда.

Вместо этого дух томился в пакете, заполненном лишь телом ребенка, его дерьмом и мочой. Злой, разгневанный, он сейчас затаился в маленьком мертвом теле.

Сейчас дух был опасен для них самих.

Такой юный, едва успевший пожить. Полон обиды на них, так полон, что вот-вот разорвется.

И ничем уже нельзя было его задобрить. Вред причинен, и им оставалось лишь выбросить труп в море, чтобы с волнами прилива он уплыл как можно дальше отсюда.

Едва минует нынешняя ночь, как им снова придется уходить на север. Прилив же отнесет тело к югу.

Но сегодня они все же примут силу, пусть и от другого ребенка. Перед трудным путешествием им это было просто необходимо – могло укрепить силы и самой Женщины, и всей ее семьи. А на следующую ночь их здесь уже не будет. Эта пещера была хороша, но и других – в избытке. Просто ее время пришло. Женщина коротким жестом подозвала к себе Первого Добытого, тот подошел и встал рядом. Остальные тотчас же прервали свои занятия и выжидающе уставились на взрослых. Один лишь Заяц продолжал ухмыляться. Впрочем, чего еще ждать от Зайца – у этого малого мозги такие же скверные, как и зубы. Заяц всегда ухмылялся. Его клыки-гнилушки отчего-то злили Женщину. Гораздо больше ей нравилось то, что Девочка сделала с зубами всех остальных детей, придав им странный, весьма мерзкий вид. Те стали тонкими, нелепо разноцветными. Но даже так они смотрелись гораздо лучше, чем настоящие зубы Зайца.

Женщина подозвала к себе Вторую Добытую. Та приблизилась и встала меж ними; повернувшись спиной, подняла над головой руки. Ее спина, ягодицы и бедра потемнели от засохшей крови, а часть ран вновь открылась во время купания.

– Не так, – сказала Женщина. Ей предстояло не наказание, предстояла охота. И это предъявляло ко Второй Добытой особые требования. Во многом аналогичные прежним, и все же иные. И Вторая знала это. Просто подготовка к охоте была больнее, и Вторая не желала и не решалась столкнуться с подобной болью.

Она повернулась и посмотрела на них.

Потом она снова воздела руки. Женщина и Первый Добытый схватились за тонкие березовые прутья, валявшиеся на полу пещеры.

Вторая Добытая не издала ни крика, покуда прутья хлестали ее по животу, бедрам, шее и плечам, даже лицу. Правда, старались не бить по глазам и ушам, старались не задеть соски – ими Вторая Добытая кормила младенца.