|
Они бежали к нему, стремительно надвигались, тогда как сам он продолжал сдавать машину назад, моля Бога лишь о том, чтобы сзади не попалось какое-нибудь дерево. Вроде бы по пути сюда никаких деревьев он здесь не заметил, но удостовериться в этом теперь уже не мог, поскольку и заднее стекло превратилось в молочно-белую, непроглядную стену. Сам он не мог отвести взгляда от этих людей, наполовину нагих, как чертовы дикари. Груди женщин подпрыгивали на бегу, а скатившийся на землю малец проворно вскочил на ноги – совершенно голый и будто ничуть не раненный, словно какое-то неуязвимое привидение или выносливый лесной зверь, – и припустил следом за остальными.
А Стивен все гнал «Мерседес» задним ходом – черт с ней, с краской и резиной! – царапая кузов о края камней. Мотор пронзительно ревел, и до него самого вдруг дошло, что все это время он пронзительно орет, вопит и визжит – и так продолжалось вплоть до тех пор, пока фары машины снова не выхватили поворот на Скрабпойнт-роуд. Стивен ударил по тормозам, однако успел все же заметить, что его преследователи – по меньшей мере, видимые – находились примерно в сотне ярдов от него. Несмотря на разделявшую их довольно длинную дистанцию, они и не думали сбавлять темп бега. Сейчас они стремительно приближались к нему. Выкручивая руль до упора, он выкатился на проезжую часть – и почувствовал, как «Мерседес» начинает заносить вбок. Прямо перед ним выросла фигура мужчины, в яростном броске нырнувшая прямо на капот, кинувшая что-то и тут же снова исчезнувшая из виду. А уже через долю секунды Стивен почувствовал жуткую боль от удара чего-то тяжелого и твердого, саданувшего его по лбу прямо над левым глазом. Это был молоток-гвоздодер, отлетевший после встречи с его бровью назад, в сторону заднего стекла. Там, в стекле, он и застрял, зацепившись раздвоенным концом о край металлического остова машины, уставившись концом рукояти, будто укоряющим перстом, ему в спину. Весь мир поплыл у Стивена перед глазами, как после жуткой попойки, – хотя он не припоминал, чтобы когда-либо напивался до такой степени, – и он лишь каким-то чудом, буквально в нескольких дюймах, пролетел мимо откуда ни возьмись появившейся белой березы. Пальцами он судорожно вцепился в руль, оставляя на оплетке широкие кровавые мазки от царапин, оставленных впившимися в ладони стеклянными осколками. Чувствовал он себя хуже некуда. Его тошнило. Стивен осознавал, как через рану во лбу из него стремительно, словно вода между пальцами, вытекают остатки сознания, и потому яростно, как никогда раньше за всю свою жизнь, цепко удерживал его – пожалуй, даже еще яростнее, чем цеплялась за него самого умирающая Мэрион. Его все еще преследовали. До машины им оставалось всего ничего. И еще эта проклятая ночь – ни черта нигде не видно, хоть глаз выколи.
22:05 Полицейский радар показал, что «Мерседес» гнал где-то под семьдесят миль в час. Никому не улыбалось утруждать себя сейчас выпиской штрафа за превышение скорости. Шестое шоссе – сплошь ухабы да крутые повороты. Можно даже не догонять нарушителя, а дождаться спокойненько момента, когда дурень сам себя угробит где-нибудь впереди. Ехал он как-то неровно, петляя из стороны в сторону. Заднее стекло машины было разбито вдребезги. Выехав на ровный участок дороги сразу за перегороженным местечком, где раньше стоял «Универмаг Хармона», Гаррисон, врубив мигалку и сирену разом, втопил педаль газа. «Мерседес» вдруг настолько резко остановился, что они чуть было не столкнулись. Нарушитель тут же вышел из машины. При виде этого человека у Питерса все похолодело внутри. Полицейских всегда так и подстреливали – в патрульных тачках, через лобовое стекло. Он машинально протянул руку в сторону заднего сиденья и схватил свой тридцать восьмой калибр. |
