В свете фар она увидела себя бледной и дрожащей, со сдвинутыми вместе ногами и широко раскинутыми руками – будто в какой-то перевернутой пародии на распятие. Плоть, знавшая прикосновения стольких мужчин и ее собственные ласки, теперь была выставлена, будто в ходе нечестивого языческого ритуала, на обозрение мирному звездному небу. Карла вдруг отчетливо поняла, что ее собираются по какой-то непонятной причине убить – и она ничего не сможет сделать, никакие мольбы не переломят ситуацию. Ее зарежут, и она будет мертва, и кровь будет литься в это ведро, пока разум будет угасать, наполненный ужасом и запоздалым желанием жить, жить еще целую вечность, еще много-много лет.

Это ее удивило.

Она все еще смотрела вверх, когда лезвие опустилось, а затем снова двинулось вверх, обожгло ее клитор и медленно и осторожно двинулось по животу, между грудями – и, после всего, прямо к шее. Рука, направлявшая острое железо, ловким жестом мясника рассекла переднюю яремную вену – и несколько мгновений спустя это прикончило Карлу.

Ведро начало наполняться. Дети разожгли огонь. Жилистый тип подошел поближе, всматриваясь в ее тело. Медленным, целенаправленным движением он потянулся прямо к вспоротой груди женщины и коснулся сердца. Оно было еще теплым, все еще билось. Он перерезал ножом вены и артерии и поднял мышцу на свет – но она все еще билась, дымясь на прохладном воздухе. Для мужчины этот момент был средоточием всех тайн и чудес: из всего, что он знал, – чем-то наиболее достойным поклонения. Он смотрел до тех пор, пока, наконец, сердце не унялось в его руке. Его глаза, обычно тусклые, наполнились прекрасным прохладным светом. Он припал губами к обрубку аорты и довольно заурчал.

* * *

– Я здесь все обыскал, – сказал Ник. – Дохлое дело.

Дэн стоял на коленях и поочередно отламывал ножки кухонных стульев – сиденья должны были пойти как заслоны на окна. Подняв взгляд на Ника, он заметил, что того снова начинают охватывать страх и отчаяние. «Этот взрослый мужик вот-вот в слезы ударится», – подумал он.

– Ладно, пока рано отчаиваться. Если даже его здесь нет, это не значит, что мы трупы. Я, кажется, придумал, как пробиться назад к машине. Вскипяти пока воду. Залей полные кастрюли и поставь на плиту – все, какие отыщешь.

– Это еще зачем? – Ник нахмурился.

Дэн холодно усмехнулся:

– Что, ни разу не приходилось проливать на себя кипяток?

На лице Ника мало-помалу проступило понимание.

– Могу предложить кое-что получше, – сказал он. – В холодильнике есть масло. Две бутылки, каждая – где-то по галлону.

– Верняк. Это гораздо лучше, чем вода. Тащи его сюда.

Дэн открыл пузатую печку и принялся загружать в нее ножки от стульев – оставив при этом дверцу открытой, чтобы можно было наблюдать за горением пламени. Мебель тут была лакированная – значит, займется быстро. А там уж и кочергу накалить будет проще простого. Стульев было шесть, по одному – на каждое оставшееся окно, за исключением большого на кухне. Дэн принялся за последний; Ник тем временем поднес спичку к каждой конфорке плиты, наполнил три кастрюли водой, а четвертую – маслом из холодильника.

Затем он поднял горелки на максимум и стал ждать.

– Ту тоже снимай, – сказал ему Дэн, кивая на дверь. За ней, сжавшись в комок, сидела Лора. Едва Ник вошел, она резко вздрогнула.

– Извини, надо ее снять, – пояснил он, однако она никак не отреагировала на его слова.