У всех детей были порезы и ушибы, у некоторых – сильные ожоги от кипящего масла и воды. Но они не обращали на них внимания. Эти дети привыкли к боли. Их ноги и руки уже были покрыты старыми струпьями и язвами, еще несколько новых ничего для них не значили. Гораздо более раздражали вши и другие насекомые, заселившие их волосы и одежду, но даже о них теперь забыли. Возле клетки мальчик и девочка загоняли крысу длинными березовыми прутьями в соседнюю темную залу. Мимо них прошла беременная девушка с ведром воды. Она поставила его перед огнем, где толстая женщина в простой хлопковой робе низко присела, облизывая губы, всем своим видом напоминая опасную свернувшуюся змею. Женщина снова проголодалась. Она сварит суп. Она ждала, пока девочка вернется еще с водой, и хотела поторопиться.

Когда девушка удалилась, женщина тяжело поднялась, потянулась и побрела прочь, чтобы найти руки и ноги девчонки, выкраденной племенем вместе с мальцом, что сейчас томился в клетке. Девчонку они убили в тот же день – больно громко завывала. Ее останки были завернуты в шкуры и сложены кучей у самой прохладной задней стены пещеры. Взяв куль с пшеничными зернами, женщина перебрала куски, выбрала лопатку и избавленную посредством бритвы от длинных мягких волос и глазных яблок голову. Отсчитав половину куля, она высыпала зерна в булькающую воду, а потом добавила мясо.

После женщина-каннибал стояла над большим котлом, не сводя глаз с головы, слепо качающейся в котле. Испещренная порезами кожа лица, погруженного в кипяток, начала потихоньку отслаиваться, обнажая кость, и воздух наполнился запахом готовящегося мяса. Ее длинные тонкие пальцы нырнули в облако пара, висевшее перед ней, бережно подцепили одну-единственную несбритую длинную прядь волос, заброшенную за край чана и теперь игравшую приблизительно ту же роль, какую ниточка исполняет для чайного пакетика. Она внимательно изучала череп. Жестокая улыбка играла на ее впалых губах, когда она провела пальцами по гладкой вареной кожуре.

Быстрым движением она вонзила острый нож в основание черепа, выпустив струю горячей, исходящей паром жидкости. Глаза женщины заблестели, когда она наблюдала, как содержимое выливается в бульон, придавая супу насыщенный вкус. Она отбросила пустой череп в сторону и вернула чан на огонь, помешивая деревянной ложкой густеющее варево. Аромат наполнил тесную комнату, смешиваясь с запахом смерти и разложения.

Когда суп закипел, женщина налила щедрую порцию в потертую миску, где мясо и растопленный мозг слились в аппетитном водовороте; поднесла миску к губам и сделала долгий, медленный глоток, наслаждаясь вкусом блюда. Она довольно смежила веки, когда живительное тепло похлебки разлилось по ее телу, и улыбнулась про себя, зримо довольная осознанием того, что отняла еще одну жизнь, чтобы утолить свой ненасытный голод. И пока она ела – планировала следующие убийства, уже ощущая острые ощущения предстоящей охоты.

Им приходилось охотиться и на животных, но мясо людей, как ей представлялось, было все же самым вкусным – сладким и очень нежным. Даже у самых худосочных слои плоти перемежались тонкими и мягкими прослойками жира. Она давно заметила, что, когда кладешь в котел оленину или медвежатину, та сразу уходит на дно и лежит там, ленивая и подобная камню. Человеческое же мясо постоянно оставалось живым, то и дело всплывая на поверхность, плавая по ней и лишь изредка опускаясь вглубь котла. Человеческое мясо – это все-таки мясо, а все остальное – просто харч, набивка для желудка.

Беременная девушка вернулась в клетку. Трое детей развлекались, тыкая палками в проем на дне клетки, в босые пятки двух новых пленниц. Старший мальчик, на год младше девочки, стоял возле клетки и внимательно наблюдал за ними.