.. я не могу больше здесь находиться.
Я толкнула дверь и побежала на трехдюймовых каблуках по парковке, которое было ничем иным, как аэродромом с постовой марки: ни охраны, ни ограждения ‒ никто не останавливал меня, когда я драпанула по траве к взлетной полосе.
Роландо был у меня на хвосте.
‒ Ты пьяна, Дрю. Нельзя сейчас принимать решение, не в таком состоянии.
‒ Так нужно. Это сумасшествие, но именно это мне следует сделать. И я это сделаю сейчас. Скажите папе, что я его люблю и позвоню, как только смогу, хорошо?
Я сняла туфли, зажала их в руке побежала по полю к взлетной полосе. Теперь самолет выстроился в начале полосы, пропеллеры уже вертелись с максимальной скоростью. У меня не было сил, но каким то чудом я оставалась на ногах, пока не добежала до взлетной полосы, подняла руки вверх и начала махать ими, чтобы самолет остановился.
Пилот открыл свою дверцу, а пропеллер замедлили свой ход.
‒ Что случилось, леди? Нельзя вот так выскакивать перед самолетом. Хотите, чтобы вас убило?
Я взобралась сбоку, открыла дверцу и села на место помощника пилота.
‒ Я лечу с вами! ‒ крикнула я.
Он уставился на меня.
‒ Черта с два!
Я открыла кошелек и вытащила всю имеющуюся наличку ‒ чуть больше тысячи долларов, которые я планировала потратить во время медового месяца на Гавайях.
‒ Вот, ‒ сказала я, протягивая ему деньги. ‒ Тысяча двести долларов, чтобы вы закрыли рот и взяли меня с собой туда, куда направляетесь.
‒ Я везу груз в...
‒ Мне плевать, даже знать этого не хочу! ‒ ответила я, перебив его на полуслове. ‒ Меня это не волнует. Главное чтобы это было подальше отсюда.
Он долго и пристально смотрел на меня, затем взял наличку, спрятал ее в нагрудный карман рубашки на пуговицах и с короткими рукавами; мне показалось, что я услышала, как он промямлил себе под нос что то наподобие «Аляска, тогда мы летим к тебе», но не была в этом уверена, поскольку последние несколько шотов вдруг дали о себе знать: у меня закружилась голова и начала накатывать тошнота.
Когда я, наконец то, подавила приступ тошноты, то повернулась к пилоту. Теперь мы уже были в воздухе и постепенно набирали высоту, пролетая сквозь дождевые облака в воздушную высь.
‒ Вы сказали «Аляска»? ‒ Мне пришлось кричать, поскольку в кабине было очень громко, что я даже не слышала саму себя.
Он вручил мне наушники с микрофоном, и когда я их надела, он взглянул на меня:
‒ Мне казалось, ты заявила, что не хочешь знать, куда я направляюсь.
‒ Вы вроде бы сказали «Аляска».
Он кивнул.
‒ Кетчикан, Аляска, дорогуша.
Я побледнела.
‒ Я думала... я думала о чем то более похожем на... Портленд или Сан Франциско.
‒ Нет, мы направляемся на Аляску, ‒ усмехнулся он. ‒ Ну, ты. Как только приземлимся, я разгружаю, потом вновь загружаю рыбу и отправляюсь на периферию. В Сиэтл я точно не вернусь.
У меня опять закружилась голова, я склонилась и опустила ее между колен.
‒ Аляска? Господи.
Он настороженно смотрел на меня.
‒ Тебя тошнит? Если да, то под твоим сиденьем есть специальные мешки.
Я схватила такой мешочек, но вместо того, чтобы опорожнить желудок, использовала, чтобы дышать.
‒ Аляска, ‒ опять повторила я, будто от этого она станет более реальной.
‒ Кетчикан, если точнее. Прекрасное место, много круизных кораблей заходит в него. Там красиво. Временами бывает немного прохладно, но красиво.
Меня накрыла еще одна волна тошноты.
‒ Не будет ли чрезвычайно грубо с моей стороны попросить вас заткнуться?
Он лишь хмыкнул.
‒ Меня устраивает.
Так он и сделал: заткнулся и начал возиться с кнопками, выключателями и измерительными датчиками, регулируя их.
Аляска?
Во что, к чертям, я вляпалась?
ГЛАВА 2
Себастиан
Где эти чертовы круизные лайнеры, когда они так нужны?
Я протер барную стойку в сорок седьмой раз за последний час, вглядываясь в бар, который был мертв, как кладбище и город призраков вместе взятые, без малейших признаков жизни. |