Если мы сможем найти останки лорда Персиваля, то, вне всякого сомнения, сможем найти Мэллори или Ирвина… или даже обоих.

В конце лета и осенью 1924 года в память о Мэллори и Ирвине отслужили множество заупокойных служб, но самая главная, наверное, состоялась 17 октября в соборе Св. Павла. Туда пускали только по приглашению, и из нашей маленькой группы его получил один Дикон. Он идет в собор, но нам почти ничего не рассказывает — однако лондонские газеты заполнены подробностями панегирика, произнесенного епископом Честера. Свою речь епископ заканчивает адаптированной библейской цитатой из плачевной песни царя Давида: «Джордж Мэллори и Эндрю Ирвин, любезные и согласные в жизни своей, не разлучились и в смерти своей».

На следующий день Жан-Клод замечает, что если — а скорее всего, так и случилось — один из них упал первым при подъеме или спуске, то в последние минуты или часы они точно были разлучены.

Во время епископского панегирика смерть лорда Персиваля и Курта Майера упоминалась лишь один раз — «мы помним и других, которые погибли на горе в том же месяце», — а леди Бромли летом и осенью не заказывала заупокойную службу по сыну (возможно, потому что она все еще верит, что он жив где-то на горе Эверест или на леднике Ронгбук внизу, и действительно верит, что мы трое найдем и вызволим его через год после его исчезновения). Леди Бромли убеждала Дикона начать экспедицию осенью 1924 года и попытаться провести «спасательную» операцию зимой, однако он убедил ее, что зима в Гималаях делает абсолютно недоступными и саму гору, и подходы к ней. В глубине души леди Бромли — даже несмотря на шок и временную неустойчивость психики — понимает, что наша экспедиция весной и летом следующего, 1925 года будет в лучшем случае попыткой поиска, а не спасения.

Тем же вечером, 17 октября, состоялся прием в память Мэллори и Ирвина, на который Дикон приводит Же-Ка и меня, хотя народу было столько, что организаторам пришлось арендовать Королевский Альберт-холл. Королевское географическое общество и его Альпийский клуб устроили совместное собрание, чтобы «заслушать отчет об экспедиции 1924 года на гору Эверест». Сказать, что собравшиеся — в основном альпинисты и толпа репортеров — проявляют живейший интерес, значит ничего не сказать.

Последним пунктом стоит отчет альпиниста, фотографа и геолога Ноэля Оделла — многие считали, что именно он, а не юный Ирвин, был партнером Мэллори в той последней попытке покорить вершину, — который рассказывает о своих попытках дождаться пропавших альпинистов в высокогорном лагере, а также о том, что он последний раз видел их со своего места между четвертым и пятым лагерями, когда небо ненадолго очистилось от облаков, хотя Оделл, похоже, временами путается — например, где именно он видел «две черные движущиеся точки», на снежном поле над «первой ступенью» вдоль Северо-Восточного гребня, над «второй ступенью», или даже над меньшей по размеру «третьей ступенью» и на «пирамиде снежных полей», подступающих к самой вершине.

«Остается вопрос о том, — пишет в своем отчете Оделл, — была ли покорена вершина. Он должен быть оставлен без ответа, поскольку никаких прямых свидетельств нет. Но с учетом всех обстоятельств… и принимая во внимание место, где их видели в последний раз, я думаю, существует большая вероятность, что Мэллори и Ирвину сопутствовал успех. На этом я должен остановиться».

Эти слова вызывают перешептывание и негромкие разговоры в толпе лучших английских альпинистов. Многие из них — даже некоторые из товарищей Мэллори и Ирвина по экспедиции — не верят, что свидетельства указывают на покорение вершины двумя смельчаками. Даже если Оделл не ошибся и действительно видел их, было уже поздно для успешной попытки восхождения — пришлось бы спускаться в темноте, — и в такой поздний час их кислородные баллоны были бы почти или совсем пустыми.