Трудно сказать, понимала ли Кирстен все, о чем говорилось, но щеки ее чуть порозовели, и, если Хеллерман не ошибался, в глазах засветился слабый огонек надежды. Однако пока никто из них не знал, что за человек давал показания, хотя Ковски сам препроводил его назад в Скотленд-Ярд, как только опознали голос, записанный на пленку.

Теперь, когда Кирстен разжигала камин, Хеллерман предложил ей приготовить что-нибудь поесть. Улыбнувшись, она отказалась и продолжала возиться с камином, пока в нем не разгорелось веселое пламя.

Наконец, Кирстен села в кресло. Хеллерман ждал, что она заговорит, но Кирстен молчала. Тогда он сказал:

— Кто бы ни был этот человек, ясно, что именно он снабжал Диллис Фишер информацией. Но он ли совершил эти убийства — это другой вопрос. Возможно, уже сегодня к концу дня мы узнаем кое-что еще. То, что он споткнулся на таком пустяке, как магнитофонная запись, никак не вяжется с блестящим осуществлением убийств. Однако за эту небрежность ему придется дорого заплатить.

— Как вы думаете, — тихо спросила Кирстен, — есть ли надежда, что меня оправдают до завтрашнего слушания в суде дела об опекунстве?

Загорелое лицо Хеллермана выразило сострадание и восхищение. Поистине удивительно, что она, несмотря ни на что, беспокоится прежде всего о Лоренсе.

— Сомневаюсь, — сказал он. — Даже если каким-то чудом вас сразу же оправдают, может возникнуть еще одно осложнение. Лоренс думает, — нет, он убежден, — что Руби как-то связана со всем этим. После того как Лоренса вызовут в полицию, Руби тоже допросят, как его мать… Впрочем, мне незачем объяснять вам это…

Он заметил, как побледнела Кирстен. Она вдруг прикрыла рот рукой и помчалась в ванную.

Ее довольно долго не было, и Хеллерман подумал, не надо ли пойти и посмотреть, все ли с ней в порядке. Впрочем, он знал, что никто не может помочь женщине на ранней стадии беременности. Хеллерман очень сочувствовал Кирстен: сейчас на нее обрушилось слишком много. Неудивительно, что она чуть не потеряла сознание, когда ей предъявили обвинение. Страшно подумать, как испугалась она в тот момент за себя и своего ребенка. Хеллерман был уверен, что Лоренс не знает о беременности, он и сам узнал об этом от полицейских после того, как Кирстен осмотрел врач. Пока он никому об этом не скажет — не в его правилах вмешиваться в такие интимные дела.

Когда Кирстен вернулась, осунувшаяся и измученная, Хеллерман ласково улыбнулся ей.

— Как Лоренс? — спросила она.

— Сегодня я с ним еще не разговаривал, — ответил Хеллерман, — но вчера он очень волновался. Его, конечно, тревожит завтрашнее судебное слушание, но прежде всего сейчас он беспокоится о вас.

— Передайте ему, что со мной все в порядке, хорошо? Скажите, чтобы Лоренс не волновался за меня.

Хеллерман вскоре ушел, и Кирстен закуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь. Если бы она поговорила с Лоренсом или услышала его голос, ей стало бы легче, но адвокат просил Кирстен не делать этого. Кирстен немного успокаивало то, что полиция уже склоняется к тому, что она не имеет никакого отношения к убийствам. Полицейские напали на след того, кто это сделал. Неужели Лоренс прав, и это Руби, подумала она. Но Кирстен не хотелось думать об этом… За последние сутки произошло так много всего, что она была не в состоянии этого осмыслить. Но какое же счастье было услышать вчера от Хеллермана, что Лоренс любит ее! Кирстен очень боялась, что он будет винить ее во всем, ведь из-за этого он вряд ли получит опекунство над Томом.

Наверное, ей, как и Лоренсу, придется смириться с тем, что Пиппа увезет Тома. Если бы Том был ее ребенком, Кирстен не могла бы любить его больше, и мысль о том, что его отберут, разрывала ей сердце. Одному Богу известно, что чувствует Лоренс.