Черная душа покинула тело Ка'ана и, покидая, изогнула его в чудовищных конвульсиях. Брошенная душой телесная оболочка осталась лежать на камнях рядом с входом в подземелья.

И вдруг… Казалось, весь песок этой далекой земли, взвился ввысь и смерчем закружился вокруг киммерийца. Но почему-то… почему-то песок тот был крупнее обычного и не белого цвета, как здешний, а золотого. Да это и был золотой песок! Вокруг, в бешеном вихре, кружились крупинки золота! Да вдобавок вперемешку с крупицами серебра!!!

В тот момент, когда в вихре из ничего соткалась фигура в белом плаще, Конан понял, что не рубин был самым дорогим для Ка'ан, а его жизнь. И эту жизнь варвар у него украл.

Фигура та была крупнее человеческой раза в два, она парила в воздухе. Под белым плащом можно было разглядеть обшарпанные железные доспехи с многочисленными вмятинами. Да и сам плащ не отличала безукоризненная белизна, его покрывали красные точечки, очень похожие на кровь. Человеческое туловище же гиганта украшала головы лисицы. Крупной лисицы. Такой крупной, каких на свете не бывает.

Когда Бел (а Конан уже не сомневался, что это именно он) заговорил, песчинки застыли в воздухе, словно приклеившись к нему.

– Молодец. Ты доставил мне удовольствие. – Голос бога, умевшего (впрочем, как и остальные небожители) принимать любое обличье, звенел над головой Конана, как храмовые колокола. – Ты развлек меня, ты развлек бога. Мне было любопытно наблюдать за тобой. Я прощаю тебя. Возвращайся…

Вихрь закрутился снова, замутняя фигуру, скрывая ее. И скрыл совершенно. И только хохот бога воров не смолкал, а, напротив, становился все громче и громче. И этот хохот осязаемо кружился вместе с золотым и серебряным песком. А вихрь становился все безудержнее. Голова пошла кругом. Конану показалось, что вихрь подхватил его, смешал с песчинками. Головокружение превратило окружающий мир в сверкающие полосы. И мир пропал…

Конан очнулся на тюфяке в своей комнате на втором этаже трактира «Кровавые кони». Голова была тяжела, словно после славной попойки. Но память работала безотказно. Киммериец без напряжения вспомнил все свои приключения. Вспомнил до последней детали, до каждого слова.

Перед глазами пробежала история его странствий: незнакомец, предложивший выкрасть посох, кража, ночная стычка в переулке, первая встреча с Белом, слепцы, джаданы, хнумы, последнее явление Бела. Как же долго он бродил по неведомым мирам?

Конан подошел к окну. На улицах Шадизара шумела веселая утренняя толпа. Чересчур веселая и слишком пестрая. Мимо трактира в сторону площади жрецы пронесли чучело Митры (или символ урожая). Конан припомнил, что он отправился к развалинам монастыря как раз в ночь накануне праздника Весеннего пробуждения Ашторех. Раз в сторону площади жрецы пронесли чучело Митры… выходит, сегодня первый день праздника. Получается, Конан отсутствовал всего лишь одну ночь. Разве может быть такое?..

Головокружение заставило Конана вернуться на тюфяк. Разве могла вся эта история с ним произойти наяву, если прошла всего одна ночь? А вдруг ничего не было, а просто он сходит с ума?

– Ага, – Симур откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. – И вот с тех пор ты ходишь сам не свой. Вернее, ходил… Но ты посмотри на себя. Ты уже не тот человек, которого я встретил вчера днем на питейном состязании. Ты уже ожил, стал похож на нормального человека. Вот как важно бывает просто выговориться перед кем-то.- Он наставительно поднял палец.

– Если все держишь в себе и в одиночку пережевываешь свои горькие мысли, словно корова – траву, то разум может и не выдержать, как иногда плохая бочка не выдерживает напора перебродившей браги.