– Но как я найду своих родичей? – крикнул Конан, сбросив дурман, навеваемый усыпляющим голосом бога. – Я даже не знал, что у меня есть родстве…

– …Я даже не знал, что у меня есть родстве… – крикнул Конан – и проснулся.

В окно постоялого двора «Кровавые кони» лупило рассветное, однако уже жаркое солнце, предвещающее великолепный день. Он сбросил с себя покрывало. Сон медленно покидал его мозг, растворялся в сияющей утренней реальности; явь вытесняла собою образ мрачной залы. Но – сновидение ли то было, или Бел в самом деле приходил к нему, разговаривал с ним?..

Как бы то ни было, следующей ночью, впервые за последний месяц Конан спал без сновидений, как убитый. И еще больше утвердился в мысли, что разговор с Белом – не есть плод его больного ума. Поэтому во второй половине дня пешком, налегке он отправился на восток, к темнеющем на горизонте развалинам древнего монастыря. Стоило проверить, сошел ли он с ума, или действительно согласился на игру с Покровителем воров, богом Белом.

Ночь выдалась пасмурной, ненастной, хотя день был полон летней жары и солнца; однако к вечеру наползли с северо-запада черные сизо-черные тучи и стремительно закрыли полнеба; багровое светило погрузилось в холодную хмарь.

В сумерках Конан достиг руин забытого богами и людьми монастыря. Устроился среди замшелых камней. Перекусил мясом и хлебом, запил скромную трапезу глотком вина из фляги.

Он пребывал в состоянии отчуждения от реальности. Что он здесь делает? Чего ждет? На что уповает? Этого киммериец не знал. Да и знать не хотел. Подобно тонущему, он хватался за любой хилый росток водоросли, за любую плавающую на воде травинку в надежде выбраться, спастись, выжить…

Вдалеке простучали боевые барабаны грома, повеяло свежестью – сладкой после жаркого дня, ветерок зашуршал в сухой степной траве. Быстро темнело.

Конан привалился спиной к шершавому, быстро остывающему камню – одному из сотен, некогда служившим фундаментом здания, и приготовился ждать. Ждать полуночи. Ждать своей судьбы…

И, измученный мытарствами последних дней, сам не заметил, как задремал.

Разбудил его ужасающий грохот, точно небесная твердь в одночасье обрушилась на землю. Киммериец вскочил, выглянул из-за своего укрытия…

И решил, что все еще спит – столь разительно изменилась окружающая его действительность.

Стихия бушевала, словно настал последний час мироздания. Ночную мглу прорезали частые вспышки ослепительно белых с голубоватым отливом молний, то и дело огненными шипящими стрелами вонзающиеся в сухую степь, и тогда древние руины безвестного монастыря озарялись бледным, нереальным светом и отбрасывали длинные, четкие тени. В отблесках молний Конан видел бешеную круговерть туч в небе; тучи клубились, пенились, сталкивались, сливались друг с другом, чтобы разродиться очередным залпом небесного огня.

Беспрестанно громыхал гром; в оглушительных его раскатах слышался победный клич Хаоса, наконец-таки свергнувшего с трона закостенелый Порядок. Но дождя пока не было. Впрочем, дождь был редкостью в этих засушливых землях…

Непроизвольно выхватив меч из ножен – единственный знакомый предмет в этой вакханалии ветра и тьмы, – киммериец ждал. Он убежал бы, если б было куда; однако гроза, казалось, подмяла под себя, заполонила собой всю землю. И бежать было некуда. Поэтому Конан стоял неподвижно.

Очередная огненная стрела с гневным шипением воткнулась в мшистый камень в двух шагах от киммерийца. Камень раскололся на две неравные части с сухим треском и вспыхнул желтовато-зеленым пламенем.

Это не простая буря, вдруг понял киммериец. О Кром, Сет, Митра и всесильная Иштар, я погибну здесь…

Действительность смазалась. В мертвенно-голубых сполохах молний мир расплывался, терял реальность, четкость, материальность.