Можно было себе представить испуг Валерии и Антуанетты, когда Рауля, снова лишившегося чувств и облитого кровью, вынули из кареты.
Тотчас были посланы верховые в Пешт за Рудольфом и за докторами.
После внимательного осмотра доктора объявили Рудольфу, что если подтвердится подозреваемое внутреннее повреждение, то жизнь князя в опасности.
Убитая, истерзанная волнениями Валерия день и ночь ходила за мужем, любовь ее сказывалась в уходе и изредка лишь мысль ее обращалась к Гуго, рисковавшему жизнью для спасения ее счастья, а теперь страдавшему в одиночестве. Ей было известно от брата, ежедневно посылавшего узнать о здоровье больного, что Вельден опасно ранен в голову и плечо, и что после четырнадцатичасового обморока у него обнаружилась горячка, и теперь он находится между жизнью и смертью.
Рауль же, по-видимому, поправлялся, мог уже вставать с постели и ходить по комнате, но он чувствовал, что боли в спине и груди усиливались, а по временам шла кровь горлом, и продолжительная бессонница изнуряла его. Он тоже с живым участием осведомился о состоянии здоровья банкира.
– Без его самопожертвования я не имел бы счастья беседовать с вами, друзья мои, – говорил князь.
Рудольф несколько раз ездил в Рюденгорф, но Вельден в бреду не узнавал его. Наконец, доктор сообщил графу, что больной пришел в себя, что ему лучше, и можно было надеяться на полное выздоровление.
Когда Рудольф поехал к банкиру, Антуанетта изъявила желание сопутствовать мужу, чтобы лично передать больному благодарность семьи. Граф с женой вошли в комнату Гуго, который дремал, но при легком шорохе шагов открыл глаза и с удивлением взглянул на гостей. Он уже готовился дать им почувствовать, что ему вовсе не по душе это снисхождение к нему гордых аристократов, но Антуанетта взяла его руку и сказала:
– Благодарение Богу, что вы вне опасности, господин Мейер, и что ваше великодушное самопожертвование не имело гибельных последствий.
В ее взгляде и голосе было столько искренней симпатии и истинного участия, что Гуго невольно был тронут.
– Благодарю! – сказал он, прижимая ее руку к своим губам. – И вам, граф, позвольте выразить мою благодарность. Но вы приписываете слишком много заслуг такому простому делу. Что теряет бесполезный человек, как я, который, к тому, же, в глубине души сознает себя преступником? Не будь я спиритуалистом, я давно бы положил конец этой разбитой, пустой и бесцельной жизни. Умереть, спасая жизнь ближнего человека, полезного и любимого, смерть которого оплакивала бы целая семья, это было бы самоубийство, приятное Богу, но Господь этого не допустил. Тем не менее, я все же счастлив, что сберег жизнь князя для любимой его жены и для всех его близких.
– Увы! – возразила Антуанетта, утирая слезы. – Ваш великодушный поступок не уберег князя от несчастья. По мнению докторов, Рауль при падении получил внутреннее повреждение настолько серьезное, что в более или менее скором времени оно приведет к печальной развязке.
Легкий румянец выступил на исхудалом лице банкира.
– Это ужасно! А как бедная княгиня переносит свое горе? – спросил он нерешительно.
– Она еще не знает, – ответил, вздыхая, Рудольф. – Не знает истины и сам Рауль, хотя, кажется, что-то подозревает, потому что стал задумчив и имеет убитый вид. Бедный! Умереть молодым и счастливым, это ужасно…
Гуго скоро стал поправляться. Молодая, сильная натура победила болезнь, и здоровье заметно возвращалось.
Рудольф продолжал часто навещать его, и они проводили в беседе целые часы, причем граф с участием и любопытством заметил, какая искренняя и глубокая любовь соединила банкира с детьми его соперника. Оба ребенка – живые портреты Рауля, обожали своего мнимого отца, а с тех пор, как больной большую часть дня проводил лежа на террасе, дети от него не отходили. |