Упрекая себя за поспешность и недальновидность, Чарльз решил, что должен был подождать, пока не обретет настоящую любовь, которую познал, когда был совсем еще маленьким.
Направляя фаэтон по узким и извилистым дорогам, он стыдился самого себя.
Никогда более он не позволит красивому личику обмануть себя.
Никогда более он не поверит в то, что у женщины, которая ему покорилась, окажется еще и верное сердце.
Тут он сообразил, что, выставив себя на посмешище, дал повод кое-кому из своих знакомых позлорадствовать на его счет.
Собственно, он не говорил никому, что собирается жениться на Сильвер, но понимал, что этого ждали многие, учитывая, сколько времени они с ней проводили в обществе друг друга в последние несколько недель.
Только сегодня утром в «Уайте» он сообщил, что едет за город, и не сомневался, что многие из его приятелей с легкостью угадали, с какой именно целью.
Они даже подняли бокалы за него.
– Удачи, старина, – пожелали они ему.
Он и представить себе не мог, что когда-либо потерпит поражение, да еще такое унизительное.
И все потому, что старый герцог Оукеншоу, никогда не представлявший собой ничего выдающегося, должен был вот-вот умереть!
Чарльз понимал, что амбициозные матроны в обществе примут его обратно с распростертыми объятиями, но зато и враги его будут в восторге оттого, что «призрачный пэр» наконец-то сел в лужу.
Чарльз без конца спрашивал себя, что же ему теперь делать.
В Лондоне никто не поверит, что в последнюю минуту он передумал и не стал делать Сильвер предложение.
А когда о ее помолвке с мужчиной, который вот-вот должен получить титул герцога, станет известно, то над ним, «призрачным пэром», будут посмеиваться за его спиной.
Станут говорить, что в кои-то веки Чарльз Линдон получил по заслугам.
«Итак, что мне делать?» – вновь спросил себя Чарльз.
Разумеется, он мог вернуться домой, в Линдон-холл, но при этом он понимал, что в некотором смысле это будет похоже на бегство.
А ведь он всегда наставлял своих людей, что в бою следует смотреть в лицо неприятелю и стрелять первым.
Но как это сделать сейчас, он не знал.
Собственно говоря, это было практически невозможно.
Приближаясь к выезду на главную дорогу, ведущую в Лондон, он вдруг заметил, что одна из его лошадей замедлила бег.
Он немедленно остановил упряжку.
Его грум уже сам понял без подсказки, в чем дело. Это была ведущая лошадь. Осмотрев ее, он вернулся к своему хозяину.
– Боюсь, сэр, что Громовержец потерял подкову, да еще, сдается мне, повредил ногу.
Оглядевшись по сторонам, Чарльз заметил впереди маленькую деревушку с крытыми соломой домиками.
– Узнайте, есть ли поблизости кузница, – приказал он груму.
– Будет исполнено, сэр.
Грум уже собрался отворить ворота, ведущие в первый двор, когда из дверей дома показался хозяин.
Грум, очевидно, спросил у него, есть ли где-нибудь поблизости кузница, и хозяин махнул рукой куда-то в сторону дороги.
Слуга вернулся к Чарльзу с докладом:
– Хозяин говорит, что в деревне кузницы нет, но в доме, что в пятидесяти ярдах дальше, имеется кузнечный горн.
– Мы едем туда, и, если у них найдутся нужные инструменты, я уверен, что вы, Хобсон, сумеете подковать Громовержца.
Хобсон ничего не ответил, а лишь молча прыгнул на свое сиденье, после чего Чарльз тронул экипаж с места.
Они миновали деревню и через пятьдесят ярдов увидели большие кованые открытые ворота с пустыми сторожками по обеим сторонам.
Сообразив, что именно этот дом ему и нужен, Чарльз покатил вверх по подъездной аллее.
В самом конце аллеи обнаружился большой симпатичный особняк, пребывавший, правда, в некотором запустении. |