К удивлению тюремщиков, хотя силы его ослабевали с каждым часом, он все еще упорно цеплялся за жизнь.

В один из дней к нему зашел Беркли. У него был еще более виноватый и смущенный вид, чем всегда.

– Я здесь, чтобы проститься с вами, милорд, – сказал он.

Эдуард схватил его за руку.

– О нет-нет! Не оставляйте меня! – воскликнул он.

– Я получил приказание из дворца, милорд. Другой человек прибудет сюда.

– Они хотят лишить меня всякого человеческого общения, – обреченно сказал Эдуард. – Им мало того, что уже сделали со мной.

– Милорд, – с волнением сказал Беркли, – я буду молиться за вас.

– Разве не странно, – проговорил узник, – что вы превратились чуть ли не в моего друга, только когда стали моим тюремщиком?

Беркли ничего не ответил. Смятение чувств мешало ему говорить.

Да, он был из тех, кто гневно осуждал в свое время поведение и образ жизни короля и, возможно, способствовал чем-то его свержению. Но сейчас он испытывал жалость не к свергнутому королю, а просто к человеку, кого нельзя подвергать таким мучениям, ставить в такие унизительные условия, какие бы поступки тот ни совершил. Все его существо противилось этому, и он понимал, что именно по этой причине его удаляют из замка. Королеве и ее любовнику не свойственна, видимо, обыкновенная жалость.

Он опустился на колено перед Эдуардом и поцеловал ему руку, словно тот продолжал быть истинным королем.

Слезы хлынули из глаз пленника; полнейшее отчаяние и предчувствие скорой смерти охватили его, когда за Томасом Беркли закрылась железная дверь.

Королева Изабелла послала за сэром Герни, и тот явился к ней во дворец. При их разговоре присутствовал только Мортимер.

– Вам следует отправиться в замок Беркли, – сказала Изабелла, – и находиться там при короле, лишенном престола.

Герни молча поклонился.

– Вы знаете, как обстоят дела, – вмешался Мортимер, – поэтому не будем ходить вокруг да около. Бывший король – помеха для всей страны, для ее благополучия. К тому же здоровье у него сильно пошатнулось, и нет сомнения, дни его сочтены. Вам приведется присутствовать при кончине Эдуарда Плантагенета, которая не за горами.

Герни снова поклонился. Он понимал, что его задача – ускорить эту кончину.

Понимала это и королева, когда сказала:

– Никаких следов насилия быть не должно… Внешних следов. Вы знаете, как люди у нас любят делать из кого угодно мучеников и превращать их в свое знамя.

– Да, миледи… Да, милорд. Я хорошо знаю это, – ответил Герни.

– Мы не забудем ваших услуг, оказанных нам и стране, – сказал Мортимер.

Поклонившись в третий раз, сэр Герни вышел из покоев королевы и со всей поспешностью отправился в замок Беркли выполнять не вполне ясный по манере изложения, но вполне ясный по сути приказ.

Эдуард ощутил леденящий страх перед этим человеком с того самого мига, как увидел его. Это был полное подобие Малтреверса – злобное, бездушное, жестокое существо.

Теперь, лежа на охапке грязной полусгнившей соломы, Эдуард каждую минуту ожидал, что эти двое войдут и убьют его.

Для того они здесь и находятся: ожидают его смерти, чтобы немедленно сообщить о ней королеве и ее любовнику. Но смерть никак не берет его, поэтому они становятся нетерпеливыми, что можно легко прочесть на их лицах. И, значит, должны поторопить ее… смерть.

Вот и сегодня, когда оба охранителя вошли к нему, а он притворился спящим, один из них достаточно громко сказал – они уже не почитали нужным считаться с ним, принимать за живого человека:

– Смотри, еще дышит.