Но в глазах баронов была твердая решимость.

– Коронация ведь должна все равно состояться… Вскоре… – пробормотал он неуверенно.

Они согласились. Если этого не произойдет, народ почует, что в государстве что-то неладно.

– Так что же делать, черт побери? – в отчаянии вскричал король.

– Удовлетворить требование королевы и народа, – сказали ему. – Выслать Гавестона.

– Вы понимаете, о чем просите?

В его голосе звучала подлинная боль.

– Мы понимаем, – ответил непреклонный Уорвик, – что может случиться, если вы этого не сделаете…

Ох, эти бароны! У них слишком много власти. Со времени Хартии вольностей король перестал уже быть королем. Он должен подчиняться их воле или… или последует что-то ужасное.

Он понял, что должен покориться. Больше ничего не остается.

В конце концов, кто сказал, что все обещания нужно немедленно выполнять?

Коронация потерпела провал. Во всяком случае, прошла не так, как задумано. Хотя не все, наверное, это заметили. Но уже то, что торжества начались позднее назначенного срока, вызвало толки и домыслы о каких-то трениях во дворце. Впрочем, все равно, на улицах были толпы народа и такая давка, особенно возле Вестминстерского аббатства, что один из рыцарей, а именно сэр Джон Бейкуэлл, упал с коня и был затоптан до смерти, прежде чем его сумели спасти.

Расчет Гавестона на то, что вся церемония пройдет по его замыслу и он будет в ней как бы главным действующим лицом, не оправдался. Противники оказались сильнее, чем он.

Церковная служба началась, когда уже наступил вечер, после обряда освящения короля и королевы. В пиршественный зал они прибыли при свете факелов и обнаружили, к своему негодованию, что еда еще не готова – видимо, из-за того, что делалось все не по разработанному плану, а может быть, и по злостному умыслу. Бароны были разозлены и еще громче заговорили об изгнании Гавестона. Когда же еда наконец появилась, то оказалась холодной и невкусной, и всеобщее недовольство усилилось.

Дядя Изабеллы, Карл, сидевший рядом с ней, сказал:

– Все это оскорбительно для тебя, а значит, и для Франции. Мы такого не забудем.

– Нужно немедленно написать об этом и обо всем прочем твоему отцу, Изабелла, – добавил дядя Луи. – Посмотрим, как он отнесется к подобным вещам. Изабелла и сама намеревалась сообщить о многом отцу.

Коронация, считала она, прошла совсем не так, как следовало. Это гнусное существо, Гавестон, так или иначе оказался в центре внимания всех присутствующих. Она чувствовала это. Правда, взгляды, которые бросали на него, были далеки от дружественных, но нельзя не признать, что получилось так, как ему хотелось: это был его день.

Изабелла была готова тут же выразить свое негодование королю и сказать, что обо всем напишет отцу, но Эдуард держался в отдалении от нее. Ему хотелось теперь еще больше времени проводить со своим любимцем: теперь, когда угроза расставания стала более явной. Страсть совершенно одолела его. Не страсть, а похоть…

Позднее Изабелла напишет отцу: «…За какого же человека я вышла замуж? Я почти не вижу его. Он предпочитает ложе своего фаворита Гавестона моему… Это немыслимо… Я не могу так…»

Ее дяди тем временем сделали официальное заявление баронам, что недовольны тем, как обращаются здесь с королевой, и считают своим долгом незамедлительно поставить об этом в известность ее отца.

На это Ланкастер ответил, что и сами бароны не менее, чем они, возмущены создавшимся положением и принимают все меры для скорейшего изгнания Гавестона из страны.