Разумеется, не как режиссер, а как продюсер.
— Да что ты об этом знаешь? — Ленни рассмеялся. — Готов спорить, у тебя довольно смутные представления о работе продюсера.
— Я восемь лет руководила «Пантерой», — возразила Лаки и нахмурилась. — Я знаю достаточно.
— Руководить студией и снимать фильм — это не одно и то же даже с точки зрения физических усилий, которые необходимо приложить, чтобы сделать более или менее приличное кино, — заявил Ленни с апломбом.
— Ты хочешь сказать, что я не смогу? Не сумею?! — спросила Лаки удивленно.
— Я знаю, что тебе по плечу многое. Лаки, — пошел на попятный Ленни. — Просто… Просто тебе надо все тщательно взвесить, и тогда ты, быть может, сама поймешь, насколько это трудное дело.
Лаки терпеть не могла, когда Ленни начинал разговаривать с ней как со слабой женщиной, которая берется за мужские дела, и в других обстоятельствах она бы дала ему самую резкую отповедь, однако сейчас для нее было гораздо важнее, чтобы к Ленни вернулась былая уверенность в себе. Поэтому она сдержалась и сказала только:
— Послушай, а что, если сделать так: ты напишешь мне сценарий и будешь режиссером, а я стану продюсером?
— О, нет… — ответил он, тряся головой так, словно это было худшее предложение, какое он только слышал в жизни. — Работать с тобой…
Нет, это не пойдет.
— Почему? — удивилась Лаки, изо всех сил стараясь разговаривать спокойно и доброжелательно, хотя капризы Ленни начинали ее раздражать.
— Да потому, что я ненавижу каждого продюсера, с которым мне приходится работать, — ответил он. — Я пишу чудесные сценарии — они их кастрируют и превращают в черт знает что. Они набирают актеров, которые совершенно не подходят по типажу. Они стараются урезать мой бюджет. Короче говоря, продюсеры мне только мешают. Нет, Лаки, твоя идея никуда не годится.
Мы с тобой только перегрыземся, а фильм не сделаем.
— Но, может быть, тогда мне стоит поработать с кем-нибудь другим? — спросила она, думая об Алексе.
— Решай сама, — сухо сказал Ленни и отвернулся.
Лаки вздохнула. Когда Ленни что-нибудь не нравилось, он всегда говорил, чтобы она решала сама. Такая позиция, с одной стороны, освобождала его от всякой ответственности, а с другой — совершенно развязывала ему руки. Иными словами, он мог критиковать и высмеивать ее самым жестоким образом, а она даже не могла сказать ему: «Эй, Ленни, мы ведь решили это вместе!»
— Мне просто хотелось посоветоваться с тобой, — сказала она. — Мне нужно знать, что ты думаешь…
— Я ничего не думаю. Поступай как хочешь, дорогая.
— Ты… серьезно?
— Совершенно серьезно. — Он немного помолчал и добавил:
— Да, Лаки, я хотел тебя поблагодарить за наш сказочный уик-энд. Было замечательно!
— Да, — кивнула она и улыбнулась, вспоминая их страстные объятия в номере отеля. — Ведь можем же, когда захотим!
Ленни тоже улыбнулся.
— А когда не хотим, на нас, наверное, даже смотреть неприятно. Жалкое, жалкое зрелище!
— Нет, это на тебя жалко смотреть!
— Нет, на тебя.
— На тебя, и не спорь. — Лаки игриво ущипнула его за подбородок.
— Ну вот что, — заявил Ленни. — Я проголодался. Как насчет того, чтобы сделать мне пару твоих знаменитых сандвичей с тунцом, майонезом и листьями салата? Только майонеза положи побольше, а салата поменьше — я все-таки не какое-нибудь травоядное. |